Летать хотим, а высоты боимся.
“Фауст” Гете
Когда меня поднимет лифт
Над суетой воды, что в море,
Над равенством поющих в хоре,
Над жадностью погрязших в споре
Я захочу спуститься вниз.
Когда меня поднимет лифт
Туда откуда видно всех,
Где простота есть тяжкий грех
И нужен каждый день успех,
Я захочу спуститься вниз.
Когда меня поднимет лифт
Над ложью малой и большой,
Над правдой ровной и кривой,
Над славящей меня молвой,
Я захочу спуститься вниз.
Я захочу спуститься вниз
К тем, кто не врёт, когда поёт,
Кто слов чужих не украдет,
И тишину трубы поймет,
Что больше к бою не зовет.
Я захочу спуститься к тем,
Кто не знаток запретных тем,
Кто не возьмёт высоких нот,
В чьей жизни всё наоборот
Вещают руки, внемлет рот.
Они немы, чтобы не врать.
Они слепы, чтобы страдать
От темноты, но без брехни,
Что ярче всех горят огни,
Которые зажгли они.
Я захочу спуститься вниз,
Но не спущусь... Не торопись,
Скажу себе я, оглянись,
Тебе всегда хотелось ввысь,
Твой лифт ушёл, теперь держись.
Дыши ровней, не оступись,
Захочешь сесть, не промахнись.
Забудь про детский свой каприз
И не смотри так часто вниз,
В подвалах тоже много крыс
Держись за крышу, за карниз,
Если не хочешь рухнуть вниз.
Вниз не спускаются, летят.
Спуститься можно только в ад,
А ты же хочешь в райский сад.
Тут до него рукой достать,
Осталось только не предать
Оставшихся внизу друзей,
Когда-то правильных идей,
И верящих тебе людей.
Всех тех, кому успел подать
Всё то, что не сумел продать,
Осталось только не предать...
Остаться бы самим собой
И Бог с ней, с этой высотой.
Попытка, шанс, удачи тень,
И вместо ночи мог быть день,
Но... слово русское: “почти”
Как нам его перевести,
Как главный смысл донести,
При том основ не потрясти?
Чуть-чуть, немного, рядом, здесь,
Почти король, а мог быть весь.
Как объяснить, что не успел,
Хотя старался и хотел,
Что рядом с целью угадал.
Ещё вершок бы, и попал.
Казалось миг, момент, но вот
Рыбак опять проспал восход.
Уже, казалось, полюбил,
Но год прошёл и все забыл.
Заказан стол, в кармане речь,
Но не судьба, придётся сжечь.
Считал себя уже другим,
Кто всеми признан лишь одним,
А в результате – псевдоним,
Что носит некий аноним.
Так не хотелось быть вторым,
А оказался сто восьмым.
Обидно, больно быть “почти”,
Но до звезды не доползти,
К ней можно только долететь,
Если удастся не сгореть...
Можно в деревне первым быть,
Но там не все мечтают жить.
А мысль проста: герой – король
Вице-герой – почти, что ноль.
P.S. Что слово разобрал почти,
Редактор, ты меня прости.
Мы устали от лжи, как недавно от правды,
Притупились мечи и замолкли литавры.
Мы не всадники больше, скорее кентавры.
От вина с коньяком губы стали как жабры.
Совесть мучает нас много реже подагры.
Но мешают нам спать чьи-то звания, лавры.
Всё начать бы сначала, а как без виагры?
Князь: ...Вы человек, иль демон?
Арбенин: Я? – игрок!
“Маскарад”, М.Ю.Лермонтов
Исправили зубы, испортился почерк,
Терпенья хватает на несколько строчек,
Быстрей пробегает и месяц, и день,
Но делать зарядку по-прежнему лень.
Ездить, смотреть, восторгаться не тянет,
Тост на банкете уже не обманет,
Роман начинаешь, и знаешь финал.
Дурные привычки почти растерял.
Чистая совесть все чаще блефует,
Память-редактор сюжеты шлифует,
Утром с трудом открываются веки,
Новых друзей приобрёл в прошлом веке.
Время теряешь в газете и Нете,
Ищешь сюрпризы на старой планете.
Бриться не хочешь, а стричься не надо.
Лувр не помнишь, еще хуже Прадо.
Смотришь на снимки, где был молодым,
Даже не веришь, что так был другим.
Знания множат печали и траты.
Нервы, увы, много лет без зарплаты.
Радуют больше не деньги, а внуки.
Рецепт долголетия ждёшь от науки.
Уже не уверен, что хочешь всё снова.
Жизни отчёт пока взят за основу.
Будут ещё дополненья, заметки?
Мысли, что силы остались, не редки.
Старый вопрос ищет новый ответ.
Где эта старость, и где её нет?
С базара, под вечер, годок твой бредёт,
Но встретит удачу, и грусть пропадёт,
Опять загорятся желаньем глаза,
И лишними станут, как встарь, тормоза.
Зачем, рассуждая, тревожить итог,
Ведь ты, как Арбенин, всего лишь игрок.
Крутится шарик, рулетка звенит,
В прикупе карта спокойно лежит.
Карта не лошадь, к утру повезёт,
Ну, а кто ищет, всегда тот найдёт.
В жизнь игра – без часов и окон,
Утро иль вечер, знает лишь Он.
Ну так зачем же Его там гневить,
Делай сам ставки и хватит хандрить!
То ты девушка, то ты бабушка,
То ты мать-перемать.
А захочешь – сыграешь воробушка,
Чтоб чириканьем нас обаять.
Лицедейка, актриса, артисточка,
Сколько судеб впустила в себя.
Ты портреты рисуешь не кисточкой,
А собою, себя не щадя.
Когда холодно, когда муторно,
Плакать хочется, а смеши!
И уснуть сможешь только под утро ты,
Сняв чужую одежду с души.
Роль сыграть, как суглинок распахивать,
Лечь в него и цветком прорасти,
Как горбатые версты отмахивать,
Чтобы чьи –то слова донести.
Помню девушкой, помню бабушкой,
Очень помню и мать-перемать.
Ты в рассказе у Брэдбери - бабочка,
Без которой наш мир не узнать.
Сколько лиц вы собою согрели,
Сколько губ стали суше от вас,
Скольких вы отвернули от цели,
Размагнитив надежный компАс.
Январь- февраль 2013г
* * ** * ** * ** * ** * *
На облаке стихов
В обрывках чьих-то строчек
Своих, твоих, чужих
Не разобрать, чей почерк
Лечу, плыву, скольжу
Над миром бестолковым
В котором все слова,
Увы, давно не новы.
В котором правды нет,
Покоя нет и воли,
А ритм и рифма есть,
Как есть земля и море.
Но облако стихов
Дождем исчезнуть может,
Кого-то напоив,
Кого-то расстревожив.
Тогда, упав с небес,
Очнувшись в шуме тризны,
Иду просить в Собес
Пособие по жизни….
* * *
«…Все есть – суета сует…»
Библия
Нам суета, как койка в спецвагоне –
С нее почти не хочется вставать
И лишь к утру, опершись на ладони,
Мы начинаем смысл в ней искать.
Найдя его, становится нам скучно
Как лектору «О вреде папирос»
Сквозь веки глянув, потянувшись звучно
Мы снова спим на ней под стук колес…
* * *
Время не предмет, а идея
К нему нельзя прикоснуться
В него можно верить старея
А можно не веря – вернуться.
Вернуться к желаниям в юность
Вернуться к решениям в зрелость
Вернуться к раскаянию в старость
Да все не пускает усталость.
Усталость от шума ночного
И звона будильника утром
Усталость, что «жить нам не ново»
А время застыло, как будто.
* * *
Веселый мальчик с грустными стихами
Что будят иногда уснувшее в душе
Красивой женщины с зелеными глазами
С улыбкой, не всегда веселой, на лице.
Веселый мальчик с грустными стихами
Нужны ли ей твои сквозь ночь звонки
Ведь сколько не соединяй мостами
Одним не станут берега реки.
Веселый мальчик с грустными стихами
Столь чуткий к тону сказанных ей слов
Ты все же пишешь ей стихи ночами
Которые порой вернее вещих снов.
Сумей простить, когда прощать не надо
Сумей смолчать, когда молчать нельзя
И отвернись, чтоб не встречаться взглядом
С глазами лжи, смотрящими в глаза.
Знай только, где предел у компромисса
Который шаг последний, на пути к добру
После какой волны морячка крыса
Стремглав бежит от нас, идущих к дну.
Добро – не зло, оно не может быть излишним
Как не бывает лишним жизни день
Так в зимнем сне цветут рассветом вишни
На ствол безвременья фаты набросив тень…
* * *
Стихи – не анкета, в которой все правда,
Стихи – как планета из Альфа-Кентавра.
К ней можно стремиться, не ведая лет
На главный вопрос чтоб услышать ответ,
Но так и не выяснить: да или нет!
Постарели мамы, повзрослели дети,
Просыпаться стали сами на рассвете,
Стали кушать меньше, кто-то бросил пить
В зеркале загадка: сколько еще жить?
Все юней солдаты, все верней жена
И все чаще снится бывшая страна.
Что-то позабылось, что-то не дает
Память или совесть, кто их разберет.
Хоть себя не знаем, но себе верны,
Ведь живем, «не чуя под собой страны»,
Сорок пять не возраст, сорок пять порог,
За которым зрелость, мудрость и, надеюсь, Бог.
* * *
Посвящается монаху Менделю
За детей мы в ответе,
Дав им гены свои,
Поселив на планете,
Где так часты дожди.
Наши дети в ответе
За себя и за вас,
Тех, кто будут их дети.
Внуки, внучки для нас.
Кто ответит за гены
Стоколенной родни,
За загадку Вселенной,
Что у нас лишь дожди?
Любовь и собственность – завистницы сестрицы,
Которым хочется того же, что другой положено иметь.
Рукам так не хватает журавля, а небесам синицы,
Глазам уменья слушать, а ушам – смотреть.
Любовь и собственность – как спицы в жизни колесницы
Единым целым им не стать, во век не суждено
Они как два крыла у синей птицы,
Которую в последний раз мы в детстве видели в кино.
* * *
Моя аудитория – честна,
Всегда за все платя вперед надеждой.
Моя аудитория – она
В годах которой только лето и весна
С глазами, что нежнее розы нежной.
Моя аудитория – мудра,
Такой становятся от жизни с детства бурной,
Моя аудитория – добра,
Как милостив господь к не спавшим до утра,
Искавшим ночью путь к своей судьбе сумбурной.
Моя аудитория – тонка,
Как тонок лед после мороза первой ночи,
Моя аудитория – узка,
Как узок в цирке круг, горящий, для прыжка,
Но порой понять меня не хочет?
Твои глаза на фресках Византии
Где пот Востока слился с кровью Рима
Твои глаза смотрели на Мессию
Идущего вдоль стен Иерусалима.
Твои глаза на фресках Византии
Где красота Афин слилась со страстью Рима
Вторых таких не сыщется в России
Сколь ни растратить ни теней, ни грима.
Твои глаза на фресках Византии
Где слабость Персии смешалась с силой Рима
Твои глаза – причина ностальгии
О жизни, что промчалась быстро мимо…
Меня всегда кому-то не хватает
Любимой матери, стране
Как слов, которые все знают
Но не находят в нужный час в себе.
Меня всегда кому-то не хватает
Удаче, поражению, борьбе
Крупье, что сам с собой в «Блэк Джек» играет
И чьей-то в нечет сыгранной судьбе.
Мы выпили себя до дна
Не закусив, как после первой,
И не вина вины вина
Что пьяны им сомненья черви.
Есть позывной у самолетов «свой», «чужой»
Как жаль, что у людей нет позывного,
Который мог бы отличать порой
Свое «несчастье» – «счастье» от чужого…
Я погружаюсь в красоту,
Когда встречаюсь взглядом.
Я забываю суету –
Твое дыханье рядом
Ты прогоняешь духоту,
Как летний дождь, холодным градом.
И увлекаешь в высоту
Лису, что бредит виноградом…
Не мир тесен, а слой тонок.
М. Жванецкий.
Мы фон на картинах великих и знатных,
Мы грунт на полотнах бесценных,
Бумага для строчек, порой непонятных,
Опилки на модных аренах.
Мы слой чернозема – залог урожая,
Мы почва для разных растений,
Артисты миманса, в театре играем,
Боясь подойти к авансцене…
Любовь достойна восхищенья,
В ней есть и изыск, и соблазн.
Любовь достойна сожаленья,
Как рухнувший в капкан капкан.
Любовь – надежда и опора.
Любовь – расстрельный приговор,
Отбросивший судьбы сомненья,
Как щелкнувший ружья затвор.
«Любовью оскорбить нельзя».
Лопе де Вега («Собака на сене»).
Любовью оскорбить нельзя,
А наказать навеки можно.
И мысль о том, что все зазря,
Порой стучит в сердца тревожно.
Любовью можно воскресить,
А можно сделать жизнь пыткой,
Ведь чувство вечное – «любить»
Всегда растет на почве зыбкой.
Любовью можно озарить,
Сперва украв ее у неба,
Но этот грех нам Бог простит,
Как нищему – буханку хлеба.
Любовью можно жизнь продлить,
А можно сжечь себя за сутки.
И душу черту заложить
Ради всего одной минутки.
Любовью оскорбить – нельзя,
Хотя порой она обвальна.
Вот только больно, донельзя,
Что, как и мы, она легальна.
Спасибо нашим встречам до рассвета,
И расставаньям, без которых нету встреч,
Спасибо музе, что нашла поэта,
Ему спасибо, что сумел ее увлечь.
Вы сотканы из взглядов, как простыня из льна,
Как ласковый платок из шелка,
Улыбка скромная загадочно грустна,
Как будто в восхищеньях нету толка.
Умею я чуть-чуть писать стихи,
Лаская рифмой и размером твое имя,
Как кисть кладет на холст мазки, -
Так хочется тебя укрыть мне ими.
Укрыть от всех метелей и тревог,
От всех опасностей, бредущих следом.
Укрыть от тех проблем, каких бы смог,
Как мама укрывала теплым пледом.
Я не будни, я праздник, которого ждут.
Мне чужд дух постоянства и семейный уют,
Мне дорога – постель и билет – простыня,
День, прожитый без риска – как дым без огня.
Мы похожи. Только как-то странно –
Редко карт расклад один и тот же.
Ведь и звук воды, что капает из крана,
Иногда на звук фонтана слез похож.
Мы похожи. Может, даже очень
На тех, кто нужен нам. Но не они.
Так на Севере бывают летом ночи
Удивительно похожими на дни.
Нам надо научиться занимать
Места в очередях друг к другу,
И в лютый холод, снег и вьюгу
Подснежники в душе искать.
Нам надо научиться задавать
Вопросы, что не требуют ответов,
Теряться в поисках уже чужих секретов
И в отражении себя не узнавать.
Нам надо научиться сны смотреть,
Имен друг друга в них не называя,
И взгляд желанный, не желая
Проснуться ночью, отвести успеть.
Еще нам надо научиться понимать,
Насколько лучше чет, чем нечет,
Чтобы при каждой новой встрече
Нам на одной странице повесть открывать.
Мне на плечи бросается век-волкодав.
Осип Мандельштам.
Двадцатый век — не век стихов
И, уж конечно, не поэтов.
Двадцатый век — охота на волков
Везде, где они есть и где их нету.
Мы уходим отсюда,
Как из снега вода.
Злые все, как простуда,
На пустые года.
Мы уходим отсюда,
Мы бредем в никуда
От «авосек» в полпуда,
От ни «нет» и ни «да».
Мы уходим отсюда,
Но дойдем ли туда,
Хоть твердим, как зануда,
«Ерунда, ерунда».
Мы уходим отсюда
Навсегда, навсегда?
В ожидании чуда,
Чтоб светить, как звезда.
ЦИКЛ «КОРОТКО О ДОЛГОМ»
Эгоист это тот, кто любит себя больше, чем меня.
Кто-то из умных.
Я с детства не люблю очередей,
Ночных звонков и слез у женщин
Из всех известных мне людей
Себя я не люблю намного меньше.
Лекарство от яда лишь дозой разнится,
истина с ложью — к себе отношеньем,
разум с безумием — тем, что нам снится,
Жизнь со смертью — одним поколеньем
Держал ли свечку я?
Вопрос, как шпага, острый,
Его глотал я, не касаясь острия,
В карманы пряча руки со следами воска.
Я не хочу себя терять,
Найдя средь нужных и ненужных,
Сумев однажды распознать
В толпе из ряженых и суженых.
Когда передо мною альт
Игриво изогнется в кресле,
Я чувствую себя на склонах Альп
Суворовым и Ганнибалом вместе.
«Не верь, не бойся, не проси» —
Такие правила «на зоне»,
А зон так много на Руси,
Где этика — понятия в законе.
Я клавишей стаю кормил с руки.
Б. Пастернак
Кто-то клавишей стаю кормил с руки,
Кто натягивал струны-тетивы,
Чьи-то руки водили по струнам смычки,
Извлекая всех нот переливы.
Скрипок звук наполнял вдохновением зал,
Альт солировал, словно Шаляпин,
Сколько слов безрассудных я Вам не сказал,
Сколь желаемых встреч не назначил...
Не дарил Вам цветов, не носил на руках,
Не робел, приглашая на ужин,
И в своих неоправданно смелых речах
Не сказал я, что буду Вам нужен.
Мне припомнилась с вами беседа одна
Про занятия в юности скрипкой —
Эта скрипка играла сейчас для меня
Такт за тактом, пиано с улыбкой.
В миг один сцена стала пустой, как стакан,
Ваши пальцы и скрипка остались,
Я от них и от звуков скрипичных стал пьян
И не помню, как мы расставались.
Я очнулся, все ноты исчезли с листа,
Словно птицы, взлетели вдруг с крыш,
А от пьесы осталась мне фраза одна,
Что для Вас предназначена лишь...
Талант - это как похоть.
Трудно утаить.
Еще труднее – симулировать.
С. Довлатов, «Записные книжки».
Определите значение слов - и вы избавите мир от половины его заблуждений.
Рене Декарт.
Инстинкт, как утверждают, основной
Одна монашка похотью назвала,
Наверно, сложно жизнь прожить пчелой,
Что лишь прощаясь с ней, вонзает жало.
Нас всех учили, похоть — грех,
«Не возжелай», а «возлюби» учили,
Но как сказал один античный грек,
«Зачем тогда рождаться в этом мире?»
Желанье, либидо, влеченье, страсть —
Твои синонимы, обретшие приличность,
Тебя же вспоминают, чтоб попасть
Туда, где руки держат неприлично.
Средь чувств возвышенных тебя нам не сыскать,
Зато средь низменных — ты на почетном месте.
Вот только как же без тебя ласкать,
Ведь телу нужно тело, кроме лести.
Кроме красивых слов о том, что «навсегда»
Иль «никогда» — в них ложь одна и та же,
Ты жизнь рождаешь, не желая иногда,
Которая тебя порой не вспомнит даже.
Как нету в мире свежести второй,
Так нет у чувств деления по росту.
Давайте «возжелать» и обладать дарованным судьбой
На всем пути, что нас ведет к погосту.
Сомкнутые веки, а за ними день.
От луны, сквозь тучи, над диваном тень,
Лето наступило, отцвела сирень,
Все вокруг затихло, шевельнуться лень.
Сладкая усталость, мыслей хоровод, -
Что за день случилось, что произойдет.
Всё ровней дыханье, сердце бьется в такт.
В жизни беспокойной – маленький антракт.
Отпустите мысли, наслаждайтесь сном,
Пусть вас не тревожат звуки за окном,
Пусть усталость ваша вся пройдет к утру,
А о снах вам скажут – это все к добру.
Если вы не верите в толкованье снов,
Всего психоанализа основу из основ,
Пусть тогда вам снится тех цветов букет,
Что вам подарили в восемнадцать лет.
Пусть приснится море, яхты и друзья,
Первые признания, что забыть нельзя,
Гроздья винограда, вкусное вино –
Вот вы и уснули, как в немом кино…
В моей незапертой квартире
Он нежен и заботлив был
И пах, как все, подобно мирре,
Как все, но отражений не любил
Наверно не хотел со мной встречаться
Глазами, что смотрели из зеркал.
А может быть, боялся расплескаться,
Увидев то, чего так долго ждал.
О простыни, что кроют зеркала
И прячут безутешность иль поспешность,
Он в вас пришел закутан со двора,
Чтоб не заметили чужую внешность.
В моей незапертой квартире
Все живы, кроме ничего,
А ничего так много в этом мире,
Что вряд ли кто заметит одного…
Простор и шарм Больших бульваров,
Чугун ажурного литья на них,
Кафе, что стали частью тротуаров,
И на монмартровском портрете штрих.
Ты бесконечность, сжавшаяся в сердце,
Стучавшем в грудь хоть раз у арк твоих.
Пусть ты не вечен, но бессмертен,
Соблазн изящный, моды стих.
Ты праздник для гостей и будни для хозяев,
Твой аромат вобрал в себя весь мир,
По-прежнему красив, богат и обожаем
Моей и многих юностей кумир.
Город «желтого дьявола»,
Век тебя не поймешь,
Но на «красного» тезку
Ты совсем не похож.
Дни стремительно мчатся
Из рассвета в закат.
Им судьбу сумасшедшую
Ты даешь напрокат.
То ты прост, то ты гений,
Не забудь про меня,
Город искор и теней
От надежды огня.
Не зная первых десяти
(Законов Божьих не учили),
Мы жизнь свою в эпоху жили
Годов, без права переписки, десяти.
А чтоб писать, читать, дышать на воле,
Ходить за море и взбираться ввысь,
Нас жизнь в своей закрытой школе
Учила: хочешь жить – не попадись!
Возможно, то была не жизнь, а некто,
С кем запах серы был, как крест, всегда.
Занятно то, что нехотя и редко
Мы сомневались в этом правиле тогда.
И жили, возжелая и желая
Другим того, что не хотели для себя.
Мы врали, часто близких забывая,
Чужое брали, честно в зеркало глядя.
Но главное при этом не попасться –
Тогда ты будешь свой среди своих, -
И избегать закона, как ненастий,
Который, впрочем, был одним из них.
Сменились поколенья и портреты,
Но заповедь, увы, везде, чего коснись,
Добряк с копытами, обутыми в штиблеты,
Лукаво шепчет: хочешь жить – не попадись!
Поверьте, сила музыки – не в звуках,
А в тишине, что наступает после них.
Она рождается, как все на свете – в муках,
Хоть жить ей, как и всем на свете, - миг.
Мир весь соткан из лжи
И обвит он весь ложью.
Так во ржи васильки
Переплетены с рожью.
От тебя нелегко оторваться,
Как от кружки с водой в жаркий день.
Я не думал, что может скрываться
В каждом солнца луче твоя тень.
Тембр голоса, паузы, вздохи
Нам давно заменили слова.
Мы заложники чувства эпохи,
У которой на нас все права.
Если хочешь умереть – родись,
Хочешь тост сказать – накрой стол,
Напечатать рассказ – издай журнал,
Написать книгу – построй дом у моря,
Научиться плавать – прыгни с лодки,
Преодолевать трудности – купи козу,
Жить счастливо – продай козу,
Спать крепче – знай меньше,
Родиться – умри.
Увы, был конформистом в конформистский век,
И как вы все, со многим соглашался,
Хотя, живя в стране лесов, полей и рек,
В ее дыханьи вольном сомневался.
Все и всегда не подвергал сомненью,
Частенько верил тем, кому совсем нельзя,
Не возражал лицу с официальным выраженьем,
И руку подавал из грязи вышедшим в князья.
Простите, часто врал не ради результата,
А чтобы тише было в доме и вокруг...
Уже не помню, чья это цитата:
"Дороже истина, но и Платон мне друг".
Просил прощения я, зная и не зная,
Что снова совершу все то, за что прошу.
Дружил не с теми, кто достоин рая.
Бывало, стоил цену, равную грошу.
Не голодал, учась науке воздержанья,
И завтрак не любил "делить ни с кем",
Всегда имея наготове оправдание,
Что жизнь, по-прежнему, сложнее всяких схем.
Еще винюсь, бывал не мной, а кем-то.
Друзьям долги порой деньгами отдавал.
И жизнь трачу, не скупясь, до цента,
Чтобы никто ее не отобрал....
В Германии есть город Ганновер.
Когда-то он был столицей одноименного княжества, которому удалось почти сто лет не воевать в раздираемой войнами Европе. В нем открыт единственный в мире
памятник неизвестному дезертиру. На бетонном постаменте стоят два чугунных сапога, рядом брошенная чугунная винтовка, а дальше, на бетоне, отпечатки босых ног, уходящие в никуда. Может быть кто-то, где-то, когда-то Поставит памятник неизвестному поэту,
А пока это лишь надпись на мраморной плите, На старом немецком кладбище...
Жизнь, зачем и куда ты несешься,
Каждый день забирая, как свет,
Чтоб оставить на камне автограф
"Здесь лежит неизвестный поэт"?
Не поставят ему обелиска,
Газ на вечный огонь не дадут,
И знамена не склонятся низко,
Отдавая прощальный салют.
Неизвестный поэт — это званье,
Или имя размыло молвой?
Его строчки живут без названья,
Как отрезки на Вечной прямой.
Неизвестность страшит нас и манит
Как идею перо и тетрадь
Рифмы могут поранить, как грани,
Что способны металл разрезать.
Он — фольклор, он — народа звучанье,
Но народ не вместить на портрет,
Потому вместо фото на камне —
"Здесь лежит неизвестный поэт".
* * *
"Месть - удел рабов,
Вина - удел господ"
Кто-то из римлян.
Пассаж "Вина — удел господ" придуман господами,
Чтоб в покаяньи своим слугам отказать,
Служить или велеть, всегда решаем сами,
Как быть или не быть, как каяться иль лгать.
"Я живу много лет
между городом "да"
и городом "нет".
Е. Евтушенко
Поэт поэтому поэт,
Что слышит тише, чем другие,
И не прописан в "да" и "нет",
Наверно, там нет места лире.
Роднее мамы себе мы только сами,
Но мамы любят нас, а мы — свои мечты.
Так пусть они подольше будут с нами,
Ведь только с ними остаемся мы детьми
Блокнот, как авоська для мыслей в рассрочку,
Чернила на коже страниц, как тату,
Скрепки — сережки, пронзившие строчки,
Обложка — халат, скрывший их наготу.
Ручки, перо, карандаш, просто стержень —
Как окончанья написанных слов.
Толстый словарь, весь зачитанный, прежний,
Стрелки куда-то спешащих часов.
Фото в подставке, шнуры аппаратов,
Как лабиринты для брошенных фраз.
Письма, не знавшие рук адресатов,
И недописанный грустный рассказ...
Я меньшинство во всех земных сравненьях
Поскольку у себя, как и у вас, один,
Но Мир, в его известных намереньях
Дотоле жив, пока я связан с ним.
Поэт есть проводник для языка,
Который наполняет слово звуком.
Так по камням ведет поток река,
А творчество — художника по мукам.
Вы махали нами в детстве на параде,
Не боясь, как тигров в спальне на ковре,
Повзрослев, о нас мечтали, как награде,
Что вручают к юбилею, в ноябре.
Мы – флажки, полотнища и флаги,
Шьемся, чтоб определять ваш путь,
Никакие повороты и зигзаги
Не дадут от нас вам увильнуть.
Шьете нас вы днями и ночами –
Кто из шелка, кто из кумача.
Изначально в человечьей драме
Жертвы создавали палача.
Мы – мораль, лишающая права
Человека быть самим собой.
Но без нас не мыслится Держава,
Общества устройство и покой.
Знамя может превратиться в тряпки,
Но прошедший с ним – прошел уже.
Красный цвет уводит душу в пятки,
Что краснеют от платков в душе…
Губы губы погубили,
Целовав их просто так.
Про любовь не говорили
После водки натощак.
Что-то дерзкое шептали,
От помады покраснев,
И дыханье выпускали,
Насладиться не успев.
Обнимая папиросы,
Дым впускали не спеша
И на глупые вопросы
Отвечали чуть дыша.
Потом снова целовали,
Только суше и быстрей,
Словно их давно уж ждали
У чужих, с замком, дверей.
Чуть-чуть треснули испившись,
Как иссохшие года,
Чмокнув в щеку и простившись,
Обманули навсегда...
Я ненависть с жалостью слил в бокал
И выпил залпом — за номенклатуру,
А завистью закусывать не стал,
Чтобы не портить пития культуру.
Привет, всегда родной мне человек.
Мы вместе продышали годы,
Которые нам отпустил наш век.
В нем были радости, невзгоды,
Порой и слезы на глазах.
В нем были встречи, разговоры,
И расставанья в поездах.
В нем было вкусно и тревожно,
И счастье с ложью пополам.
Забыть все это невозможно,
Как жизнь нельзя прожить без ран…
Одному повезло, он всю жизнь смотрел на тех, кто ниже его,
и был счастлив.
Другой — всегда смотрел на тех, кто выше, и страдал.
Третий интересовался лишь теми, кто был одного с ним роста,
и прожил жизнь, вглядываясь в зеркало...
"Люблю отчизну я, но странною любовью..."
М.Ю. Лермонтов.
Страннй страна моя, странны ее дороги,
Странны ее князья, и на иконах боги
Похожи не на тех, кто крестится на них,
И мертвые, как встарь, живее всех живых.
Странна страна моя, странны ее налоги,
И мытари странны, возведшие чертоги,
Рождающие зависть нынешних господ,
И население — по прозвищу народ...
Странна страна моя, и я зеркально странен.
Мир предпочтя войне, я не убит, не ранен,
Но в плену, как будто, благостных желаний
Понять страну, где меньше жителей, чем граней.
* * *
Евг. Евтушенко
От сибирской Зимы до одесского Лета
Есть валюта, что примет любая обменка,
Хоть на ней нет полос, нет штрихов, нет портретов,
Только подпись одна — Евтушенко.
* * *
Андрею Вознесенскому
Если в самое синее в мире
Миллион алых роз опустить,
Он цвет этот сыграет на лире,
Чтоб мелодией нас покорить.
Игорю Губерману
Как бедный Йорик
Стал известным Гарик.
Во тьме души
Его стихи — фонарик.
* * *
"Потерялась собака, по имени "Саша".
Кто найдет, пусть накормит, согреет.
Для нее лучший завтрак - овсяная каша,
А от мяса с картошкой - болеет.
Она любит гулять, но в сухую погоду,
Если можно, то без поводка.
По утрам часто пьет охлажденную воду
До последнего в чашке глотка.
Очень редко рычит, на соседей не лает,
А скулит, когда возле нее - никого,
Когда хочется выть - вспоминает,
Что бывает и хуже того.
У нее нет болезней серьезных собачьих,
Благодарность и ревность - не в счет.
Только лгать ей не нужно, иначе
Она снова куда-то уйдет.
"Потерялась собака по имени "Саша".
Кто найдет, пусть накормит, согреет..."
Подпись смыло дождем, только "Искренне Ваша"
На листочке тетрадном синеет.
Мне так хотелось вечно жить,
Что я жил сразу много жизней.
Жаль только, не дадут попить
Вина на их совместной тризне.
Развалины открытых кинотеатров
В местах, где отдыхала Та страна,
У них печаль античных амфитеатров,
Где сквозь гранит века растет трава.
В них пахло табаком, а не попкорном,
Тут грызли семечки, не зная про «тик-так»,
И восхищались ставшим непокорным
Рабом, известным всем под именем Спартак.
Сами себе казались мы пружиной,
Что сжали страхом, придавив тоской,
Никто не верил, что в сюжете длинном
Останемся лишь смятою травой.
Как жаль, что до конца не распрямились
И, как Спартак, свободным стать мы не смогли,
А может, не те фильмы здесь крутились,
Или не в том ряду сидели мы.
Всем зрителям билетов не хватало,
Мальчишки фильм смотрели сквозь забор.
Того, что нам тогда недоставало,
Отправили вчера мы на костер.
Давно уж нет дверей и сожжены сиденья,
Их очередь настала согревать,
И не вернутся никогда мгновенья
В ряду последнем юность обнимать...
Я у себя один
Ты у себя одна
И больше не глядим
Из нашего окна.
……………………..
Любовь и Боль — из букв одних
И вместе спят в историях болезни.
Но не читайте современных книг,
Что воздержание от них полезней.