А. Мардань
Теперь я знаю, что чувствует человек, похороненный заживо... Тихий, леденящий душу ужас. Именно тихий, скорее даже беззвучный. Крик не получается. Тело, как каменное, не вдохнуть, не выдохнуть. Только внутри что-то сжимается и разжимается. Странно, саму себя ощущаешь, значит, сознание есть, а вот жизни – нет.
Я лежала на жесткой кровати, невнятные голоса пробивались сквозь гул и звон в ушах, неяркая боль – тупая, ноющая - была везде. Я старалась открыть глаза, но не могла. Ночь. Сплошная темная ночь. Я пыталась понять, почему я здесь. Воспоминания возникали и исчезали в кромешной тьме, сменяя друг друга, как стеклышки в калейдоскопе. Одна картинка появлялась чаще других, картина последнего вечера.
Нашего вечера.
Давно я не чувствовала себя легко и радостно, давно не была такой красивой и желанной рядом с сорокалетним, уверенным в себе мужчиной высокого роста с правильными чертами лица и умными, слегка с прищуром, глазами. Его ухаживания были ненавязчивы, но в то же время смелы, мое легкое кокетство - уместно, и все получалось самой собой.
Сказочный вечер. Белый снег кружит за окнами дорогого ресторана, вкусный ужин, красивая машина плавно идёт по шоссе через сосновый бор.
Слева от дороги показалась поляна, аккуратный круг, освещенный полной луной. Что-то знакомое было в увиденном, что-то родное... «Двенадцать месяцев»!
Один из любимых фильмов детства, сказка про взбалмошную принцессу, злую мачеху, некрасивую сестру и милую девочку, которая ищет подснежники в зимнем лесу. Двенадцать красавцев, братьев-месяцев, дружных, надежных и добрых, которые не дадут потеряться девочке, помогут ей, защитят, если надо.
Впереди показалась «Опушка», элитный дачный поселок. Проехав красивые ажурные ворота, мы подъехали к дому, самому высокому на этой стороне улицы.
Он уверенно припарковался во дворе, галантно открыл дверь машины, помогая выйти, и мы пошли по аккуратно расчищенной от снега дорожке.
Сняв в прихожей верхнюю одежду, вошли в просторную гостиную, где было тепло и уютно. Красивая мебель под старину, посреди небольшой столик, в углу пианино, камин, перед ним ковер - обстановка подобрана со вкусом. «Как у Вас мило», - сказала я искренне. Он улыбнулся, и лучики морщинок появились в уголках его глаз, но не состарили, а оживили лицо. Он отлично смотрелся в своем дорогом сером костюме, черный гольф под пиджаком подчеркивал рельеф накачанного тела и оттенял голубые глаза. Время от времени он доставал из кармана пиджака расческу и проводил по своим слегка вьющимся русым волосам, зачесывая их назад.
- Сказка должна закончиться красиво, - сказал он. - Спящая царевна проснется, а в лесу расцветут подснежники.
- А если не расцветут? – с вызовом спросила я.
- Расцветут, уплачено - улыбнулся он, придвигая ко мне кресло. - Какое вино Вы предпочитаете в это время суток?
- Наверно, белое - ответила я нерешительно.
- Предлагаю красное. Недавно был в Болгарии, что интересно: там много песен про вино, но про белое – только одна.
Он открыл штопором бутылку и наполнил бокалы с изяществом бармена.
- И о чем в ней поется?
- «Почему я не красное...», попробуйте, Бордо из коллекции барона Ротшильда.
- А барон в курсе, что мы пьем его вино?
- Он рад каждому нашему глотку.
Мы отпили из бокалов.
***
Гостиная в моих воспоминаниях качнулась, потом еще, закружилась и исчезла. В темноте, окутавшей меня, я слышала голоса...
- Интересно, у нее свои ресницы или накладные? – спрашивал юный голос.
- Вот сейчас это важно! Капельницу лучше проверь и не забудь лекарства на вечер. Лист назначений в тумбочке - назидательно прозвучало издалека.
- Нет, ну все-таки, как красиво! Обязательно себе весной накладные сделаю.
- Лучше такого мужа найди. Будут и ресницы, и шуба, и машина. Хотя... лучше без машины, целее будешь. Ладно, давай поскорей, и в одиннадцатую.
Как я ни старалась открыть глаза и посмотреть, кто говорил, ничего не получалось. Казалось, кто-то ходил вокруг кровати, что-то переставлял, поправлял одеяло, но я не была уверена, что это явь, а не сон.
Затем звуки стихли, оставляя меня наедине с воспоминаниями.
«Сказка должна закончиться красиво», это фраза вновь вернулась в мое сознание. Какая из них? Я спящая красавица или мертвая царевна? Ну, то, что я сейчас не красавица, это точно. Голова опять закружилась и перед глазами проплыла гостиная загородного особняка. Мне показалось, что я вновь ощущаю вкус красного вина, в меру ароматный и терпкий.
Снова слышу его голос.
***
- Странно, я не видел Вас в ресторане - он наклонился совсем близко, выразительно глядя на меня, и сделал еще глоток.
- А я Вас заметила. Вы были увлечены беседой с друзьями.
- С партнерами, - резко поправил он. – И если б увидел Вас раньше, сразу бы их бросил.
- Нет-нет, зачем же... Бросать партнеров неэтично – пыталась шутить я.
- Ради такой женщины все этично – сказал он упрямо. - Хорошо, что оставил бумажник в пальто, пошел за ним в гардероб, а там вы.
- Впервые потеряла номерок. Если бы не ваша помощь, рыцарь, не знаю, что бы делала.
- Пришлось бы дожидаться, пока последний посетитель заберет свое пальто.
- Вот я вам и благодарна за сэкономленное время.
- Не стоит благодарности. Моему поручительству там легко верят.
- Часто бываете? С партнерами, и не только?..
- Все хотят определенности - произнес он игриво.
- Но не всем она отвечает взаимностью, – парировала я. – Не хотите спросить, с кем я была? И почему поехала к Вам домой, хотя вижу Вас впервые?
Действительно, а почему мы поехали в этот особняк? Гостиная опять исчезла.
***
- Так она не видит? Может, слышит? – сердитый мужской голос стрелял вопросами над моей головой. – Мне завтра нужно протокол начальнику представить.
Как же дать им понять, что слышу? Я еще раз попыталась открыть глаза. Безуспешно...
- Пожалуйста, тише, Вы в отделении реанимации – мягко прозвучал знакомый женский голос. – Мы делаем все возможное, но, к сожалению, пока...
- Извините, что-то я... В рамках уголовного дела нужно проводить следственные действия. У меня таких дел двенадцать.
- Оттого, что Вы будете кричать над больной, ничего не изменится.
- Простите. Значит, пока нельзя? Но будет можно? Или ...
- Будет, никаких «или». И не такие оживали.... Надо верить.
Голоса исчезли. «Значит, я больше мертва, раз мне еще предстоит ожить, - пронеслась мысль в полной темноте. - Но они верят, значит, чуть-чуть жива».
***
Воспоминания о праздничном вечере опять сменили явь.
- Вы верите в любовь с первого взгляда, поэтому и поехали со мной!- проговорил хозяин особняка.
- А если не верю? - я снова кокетничала.
- Тогда я сойду с ума! Кстати, сегодня отмечали сделку с немцами, и они рассказали, что у них четырнадцатое февраля день сумасшедших, а не влюбленных.
- В чем-то они правы, любовь это легкое психическое расстройство, - озвучила я устойчивое словосочетание.
- Выпьем на брудершафт!
Кажется, мы оба заговорили банальностями.
- Не люблю немецкий, - раздраженно сказала я. - Стреляющий какой-то. Бру-дер-шафт!
- Разве?
Он усмехнулся и, легко перейдя на немецкий, стал декламировать: Айн фихтенбаум штейт айнзам ам норден ауф хойен хё.
Стихотворение Гейне впечатлило, но я продолжала упорствовать.
- Знаю, учили. «На севере диком растет одиноко на голой вершине сосна». Все равно не нравится!
- У вас приятный голос. Поете?
Он решительно сменил тему, стараясь вернуть ту легкость и состояние флирта, которые я, похоже, благополучно убила.
Я подошла к окну и отодвинула штору. Вот где нет фальши. На землю падал снег.
Я смотрела на снежинки за окном, и казалось, все отчетливее слышала плывущую издалека прекрасную музыку, видела танец. Балет, так поразивший меня в детстве.
Родители часто ходили в театр. Их нельзя было назвать театралами - просто в те времена так было принято.
Оперный. Сияющая огромная люстра, бархатный партер, золотые балкончики лож, где вот-вот появятся принцессы и принцы, торжественно плывущий вверх занавес. Это уводило за собой.
Когда поднимался занавес, для меня начиналось в театре самое интересное. И это были не столько события на сцене, сколько шоколадные конфеты, которые по одной, не спеша, выдавала мне мама. Нечто похожее проделывали дрессировщики в цирке с животными, чтобы те вели себя достойно. Животные на манеже получали кусочки сахара, а я в зрительном зале - конфеты, которые в обыденной жизни мне не доставались. Пластинок с классикой и альбомов с живописью в нашем доме было много, а шоколадные конфеты помню только в театре.
Впервые я поняла, что самое вкусное на сцене, а не во рту, на балете «Лебединое озеро». Как будто щелкнули включателем, и я увидела кружащие на сцене облака белых пачек, раскинутые, как крылья, грациозные руки, взмывающие в полете ноги. Магия, волшебство.
Как давно не приходили ко мне эти воспоминания. Спасибо, снежинки!... Не зря в тот вечер падал снег.
***
Резкая боль пронзила меня в области сердца и кольнула в руку, дыхание сбилось. Все?!... Нет, не все. Я опять вдохнула воздух.
Снова воспоминания, снова его голос.
***
- Какие красивые у Вас глаза! – он подошел ближе.
- Какого цвета?
- Серые.
Я медленно приблизилась к нему, практически вплотную.
- Голубые, - протянул он в замешательстве. - У вас голубые с детства?
Давно не наблюдала такого удивления. Мне стало весело.
- А у вас голубые только по праздникам? – усмехнувшись, я подняла бокал. - За что будем пить?
- Ну, если на немецком тост не нравится – будет на французском. A toi. A la facon que tu as d'etre belle... Нет, лучше оригинал...
Он включил музыкальный центр, зазвучала прекрасная мелодия. Пел спутник любви моего поколения - Джо Дассен:
A toi
A la facon que tu as d'etre belle... .
Он стал переводить.
Как часто теряешь интерес к песне, узнавая перевод. Непонятные слова кажутся глубокими и мудрыми, скрытой истиной, и какое же разочарование узнать, что пелось, допустим, про летний день и морскую волну.
С Дассеном не так. Его тексты внятны и пронзительны. «За тебя! За твое умение быть красивой. За твои нежные, но иногда наигранные слова. За ту маленькую девочку, которой ты была. За ту, которой ты часто бываешь. За твое прошлое. И за твоих прекрасных принцев!»
После такого тоста нельзя не выпить.
Он подошел ко мне с бокалом.
- За Вас!
- Спасибо за прекрасный перевод, - я говорила искренне – Мне всегда нравился французский, жаль, понимаю всего пару фраз. Шерше ля фам, се ля ви, оревуар.
- Мсье, же не манж па сис жур, - продолжил он. - Однажды сказал это в парижском ресторане, и официант не выдержал: «Почему русские, приходя, всегда говорят, что они не ели шесть дней?»
- Объяснили?
- Конечно! Сказал, что наш старинный обычай - долго не есть перед походом в хороший ресторан.
- Поверил?
- Сделал вид. А Вы поверите, что я смогу выпить пятьдесят грамм вина из закрытой бутылки? Спорим на поцелуй, раз брудершафт Вам не нравится.
- А вы упрямый. Пробуйте.
Он достал из бара запечатанную бутылку, в другую руку взял открытую. Жестом фокусника перевернул закупоренную и налил вино в круглую выемку на дне. Медленно выпил, как из бокала, и поклонился.
- Браво! – я искренне зааплодировала. – С удовольствием признаю, проиграла.
Но уклонилась от поцелуя в губы и подставила щеку.
- Вот оно, женское коварство! – сказал он, целуя. – Выпьем за него.
Мы выпили по глотку.
- Рыцарь спас прекрасную даму от злого волшебника... - он замолчал, приглашая закончить фразу.
- Скорее, от гардеробщика - вернула я его к прозе жизни.
- Все равно. Он заслужил награду.
- Подвиг должен быть бескорыстным! – голосом совести из советского фильма оборонялась я.
- Подарите любовь. Она бесценна, – нашелся он.
- Вообще-то мне обещали подснежники. Сказали, едем в лес, а привезли сюда.
Как же легко и приятно быть капризной, когда знаешь, что этого ждут, на все согласны, и готовы угождать прихотям.
- Будут, будут подснежники! – почему-то обрадовался он. - А пока, может, сварить кофе?
- Не пью кофе – с ноткой раздражения ответила я.
- Есть великолепный чай. Простите за выражение, с маракуйей.
- А я, простите за выражение, люблю с бергамотом.
- Устроим. Оставлю вас на пару минут, заварю чай – бодро сказал он.
- А разве такому дому не полагается горничная?
- Я всех отпустил. Даже охранника. Они бы мешали.
- Хорошо. Чай - это хорошо. Но попозже. После подснежников.
Я снова подошла к окну.
Для меня в подснежниках есть некое волшебство. Они не такие, как остальные цветы, которые цветут, когда тепло, светит солнце, трава зелёная, птицы поют - всё ясно и понятно – пришла весна. Подснежники – дело другое. Ну, как могут расти цветы под снегом? Это же аномалия. Вот именно в этом и есть их необычность, волшебность. Меня не потрясают так орхидеи, хотя и растут на деревьях, и форма необычная, и оттенков таких, что не понятно, как такое природа рождает. Но нет, не трогают меня орхидеи.
А подснежники – наоборот. Может потому, что они из детства. Когда родители были молоды, мы часто ездили к бабушке в деревню. Дорога была дальняя. Уезжали в пятницу вечером, чтобы побыть там субботу и вернуться в воскресенье. Бабушка с дедушкой любили меня так, как могут любить только бабушки и дедушки, всё разрешая, потакая всем прихотям и желаниям. Может, отсюда, из этой бескорыстной всеобъемлющей любви и происходит для меня волшебство подснежников... Вот, кажется, возьмёшь букетик в руки и укроют тебя их любовь и нежность, защитят они от обиды, прогонят невзгоды.
На обратной дороге проезжали лес. Тот, где проходит дорога, поскольку в другой не заедешь, всюду снег, застрянешь. Выйдешь из машины, и ты уже в лесу. А снега ещё по колено. Он сверху коркой покрылся от ночных заморозков, а днём солнце греет и возле деревьев, особенно с южной стороны, оттаивают небольшие прогалины. Смотришь сверху вниз, вдоль толщи снега, и видишь возле стволов нежные зелёные стебельки, которые вытянуты в струнку к солнцу. Сами цветки ещё не распустились, но на конце каждого стебелька уже есть белый бутон. Вот таких подснежников наберёшь полный кулак так, что аж выпадают. Патруля «зелёного» еще не было, никто не контролировал, кто что в лесу срывает. В машину вернулись, во влажную тряпочку завернули, и так во влажной тряпочке в город и привезли. Первая радость – это когда нашёл и срываешь, а вторая - когда даришь и видишь полные удивления глаза того, кто скучал по тебе все эти выходные, кто ждал, и кого хотелось удивить больше всех.
***
Сердце споткнулось, как будто упало вниз, и после долгой паузы застучало как трещотка.
- Как бы чисто и просторно здесь не было, дома и стены помогают! – прозвучал кажущийся знакомым женский голос.
- Хоть иногда головой думай, Люда, какой дом, какие стены! Здесь аппаратуры на сто штук минимум, плюс врачи с дипломами, и то пользы ноль.
- Минимум, максимум, плюс, минус... Вечно ты со своими цифрами, Миша! Умные тут все собрались, и что? А я уверена, она сразу на поправку пойдет, пусть он только ее заберет, вот увидишь. Миша, ну поговори с ним!
Чей же это голос? Где я его могла слышать? Люда? Мишкина жена?
- Время идет, Миша, только улучшений как-то незаметно! А дома я б от нее не отходила, малая бы прилетела, Катю, твою бывшую, позовем, раз они дружат. И ты с Игорем вечерами возле нас...
- Все, все, стоп! Представляю картину... Тоже мне, Мать Тереза, Красный крест и Гринпис в одной упаковке. Ничего, что куча врачей толком не знает, что делать?
- Ничего, главное - я знаю! Для нее лучшее лекарство ее семья, ее дом.
***
А где он, мой дом? В темноте не разглядеть. Я снова провалилась в небытие, где звучал его голос.
- Показать дом?
- Не надо – мне вдруг расхотелось подыгрывать. - Вы же начнете экскурсию со спальни.
- Можно начать с ванной – он продолжал флиртовать. - Есть на что посмотреть. Небольшой бассейн. Итальянская мозаика. Сто двадцать четыре оттенка.
- Очень увлекательно.
Нет, не флиртует. Хвастается.
- От чая отказались. Кофе не пьете. Мозаика не интересна. Чем вас удивлять?
- Расскажите о себе.
- С удовольствием.
Он опять включил песню Дассена:
A moi
A la folie don't tu es la raison,
A mes coleres sans savoir pourquoi...
Одновременно стал переводить: «За меня. За сумасшествие, причина которого – ты. За мою немногословность. За время, которое я потратил, чтобы тебя найти. За мои черты, над которыми ты смеешься, и бесшабашные идеи».
- Если вы так похожи на Дассена, то выпью с удовольствием – сказала я.
Мы отпили по глотку.
- Теперь ваша очередь рассказывать о себе.
- А давайте поиграем. Я буду спрашивать, а вы отвечайте.
- Хорошо. Но за каждый правильный ответ вы будете снимать одну вещь.
- Я такое видела в кино. Учительница соблазняла ученика, и за это ее посадили.
- А он?
- Носил передачи. Когда она вышла, ему было уже восемнадцать.
- И они поженились?
- Нет. Он ухаживал уже за другой учительницей.
- Ну, мы-то взрослые. Нас не посадят.
- Ладно. Начнем с простого... Какую музыку я люблю?
- Так... Когда мы с вами были моложе, в моде были Тото Кутуньо, Челентано, фестиваль в Сан-Ремо. Рискну предположить... итальянская эстрада.
Я сняла шелковый шарфик.
- А какие мне нравились пирожные? Когда мне их еще можно было есть...
- Трубочки... Нет... Картошка. Ой, нет... Эклеры! С заварным кремом.
Глубоко вздохнув, я сняла жакет.
- Чего больше я боялась в детстве – темноты или грозы?
- Думаю, вы боялись... оставаться дома одна. Правильно?
- Браво, - сказала я, снимая туфельку. - Похоже, вы знаете все.
- Практически.
- Тогда следующий вопрос: чем причастие отличается от деепричастия?
- Понятно. Стриптиз закончен, - он криво усмехнулся и развел руками. - А так хотелось праздника среди будней!
Он сделал большой глоток вина, даже не предложив тост. Огорчился, разозлился? Какая тонкая натура...
- Много работаете? – спросила я участливо и надела туфельку.
- Да. Домой приезжаю поздно, устаю.
- От денег?
- От работы.
- Бедный... – я повязала на шею шелковый шарфик.
- Ну, не совсем. Кстати, ученые доказали, что женщины любят богатых не за деньги, а за то, что делает их богатыми.
- Не заблуждайтесь. Их никто не любит. Девяносто пять процентов на вопрос: «Любите ли вы богатых?», отвечают «нет». Правда, они же на вопрос «Хотите, чтобы ваши дети стали богатыми?», отвечают «да».
-Но тогда, получается, что женщины любят бедных? Не замечал - ответил он, накидывая мне на плечи жакет.
- Женщины любят не бедных и не богатых, не худых и не толстых, не брюнетов и не блондинов – я поправила воротник жакета и улыбнулась ему. - Женщины любят тех, кто о них заботится.
- Тогда позвольте окружить вас заботой и предложить тост. За нас!
Он опять включил Дассена:
A nous
Aux souvenirs que nous allons nous faire
A l'avenir et au present surtout...
- За нас, за наши надежды и иллюзии. За наше будущее первое свидание. За миллионы влюбленных, которые похожи на нас. За жизнь, за любовь. За наши ночи и дни. За вечность, давшую нам этот шанс – перевел он и поднял бокал.
- За наше будущее первое свидание... Восхитительно-загадочно.
Мы выпили.
-Простите, а где бы я могла попудрить носик?
- Гостевые удобства здесь.
Он показал мне нужную дверь. Я щелкнула выключателем, зашла и огляделась. Вот и зеркало...
Хорошо, что освещение в комнатах редко бывает таким предательски ярким, обличающим, как в туалетной комнате. Как научиться поправлять макияж, не испортив себе настроение? Краситься, не глядя в зеркало, с успехом получается только в детстве: где бы ни оказалась мамина помада – на щеках, на носу, на лбу - главное, что на лице, а не на обоях, и счастливые улыбки родителей обеспечены.
Я вернулась в гостиную, старательно настраиваясь на позитив и флирт, и к великой радости заметила, что он выключил верхний свет и включил бра. У него те же проблемы? Ах да, ведь мы почти ровесники.
- Ну что, собираемся? – спросила я, игриво посмотрев на него.
- Куда?! – искренне удивился он.
- За подснежниками – напомнила я, улыбнувшись. - Хотя, боюсь, зря. Они появляются позже, в марте.
- Вы не учитываете глобальное потепление.
- Какая проза! Вы обещали невозможное, найти цветы под снегом! А теперь – потепление, да еще и глобальное.
- А знаете, я их уже нашел. Пока вас не было.
- Да? – неожиданный поворот.
- Отвернитесь и не подсматривайте. Закройте глаза!
***
Я бы с удовольствием их закрыла, если бы могла перед этим открыть. Голова не болит, только сердце. Это хорошо или плохо? А может она болит, а я этого не чувствую? Бред. Все чувства в голове. И самое главное из них ...
***
Он снова включил музыку. «Падает снег» в исполнении Адамо.
Tombe la neige
Tu ne viendras pas ce soir...
Падает снег.
Ты не придешь в этот вечер.
Он вышел из комнаты и тут же вернулся с большим букетом. Я подсматривала сквозь ресницы.
- Теперь можно.
Встав на колено, он протянул мне цветы.
- Ну вот! Ты опять все испортил! – вырвалось у меня.
Я взяла в руки пульт и выключила музыку, которая из приятной превратилась в раздражающую. Он в растерянности поднялся с колен и включил верхний свет.
- Здрасьте... Что опять не так?
- Ненавижу лилии!
- Ты говорила – гиацинты.
- Ли-ли-и! Сто раз говорила! – мне захотелось расплакаться и что-то разбить, не знаю, чего больше. – Я говорила, а ты забыл! Точнее – не напомнил водителю, который покупает цветы для твоей жены.
- Да! У меня на это нет времени. Я работаю. Двадцать четыре часа в сутки. Мне по ночам снятся аккредитивы, накладные, погрузки, отгрузки... Неужели так важно, кто покупает цветы?
- Мне важно, чтоб ты помнил, какие цветы я люблю, что пью по утрам – кофе или чай - говорила я, чувствуя, что не могу объяснить главное. - И если мне захотелось романтики...
- Я старался! Заехать в салон и выбрать орхидеи не проблема. А если у дороги не стоят бабушки, где взять подснежники? – он попытался меня обнять. - Неужели из-за цветов!..
Он что, действительно меня не понимает, или притворяется?
Да, в феврале подснежники у нас не цветут. Но я знаю, что на юге есть так называемые «февральские окна», когда дует южный ветер, солнце светит целыми днями, земля прогревается и они появляются. За одну ночь, поездом, в общем вагоне тётки привезут их к нам. Будут стоять в городе у переходов или вдоль трассы, предлагая букетики нежных цветов. И мне захотелось, чтобы мой муж – сам, а не его водитель, - как в молодости помотался по городу в поисках такой тётки, нашёл, купил у нее всю корзину и привёз. Чтобы он, как прежде, совершил ради меня поступок, доказывая, что помнит, какие цветы люблю, и хочет быть для меня тем, кем был когда-то... Волшебником, совершающим чудеса, а не фокусником с цирковыми номерами.
- Да не в цветах дело! – закричала я, не думая, что похожа на обычную истеричку. - А в том, что ты не обращаешь на меня внимания!
- Что с тобой сегодня? – он явно не знал, что говорить.
- Только сегодня? Ах да, для тебя сегодня было много нового, правда?
- Почти! Зачем ты линзы надела?
- Интересно было, когда заметишь, что изменился цвет глаз.
В сумочке тихо зазвонил мобильный. Я достала телефон и, взглянув на экран, отключила звонок.
- Тебе не интересно, кто звонит мне в такое время? - спросила я.
Он закурил.
- Ты не вышла в другую комнату. Не стала говорить другим тоном. Думаю, это не тот звонок, которого нужно опасаться.
- Да, не тот.
Его спокойствие бесило, но не лгать же про кавалеров.
- Это Люда.
- О-о-о... Подруга пенопластовая!
- Какая?
- Нравится, как шуршит пенопласт?
- Как железо по стеклу – я передернула плечами, поморщившись.
- Вот! Меня от твоей Люды тоже ...
- Не переигрывай, не поверю! Такая яркая, привлекательная. И почему «моя Люда»? Это законная жена Миши, твоего друга и партнера!
- Издеваешься, да? Просто пошли ее куда подальше.
***
Я вспомнила, откуда знаю тот женский голос. Да, точно, это голос Люды, жены Миши, партнера Игоря. Мы с ними как-то ездили в Италию, в мою любимую Тоскану.
Тогда нам с Игорем еще было хорошо и без компании. Я говорила: «Поехали вдвоём». А он: « Неудобно, я уже проговорился, а он напросился, и уже не откажешься. И проживание на вилле дешевле, если ее арендуют две пары». Экономный ты мой! С одной стороны, нужно уметь говорить друзьям «нет», а с другой - они же еще и партнеры...
Этот Миша, охотник... Извёлся там, бедный: «У них тут сезон охоты, а я без ружья...» И что? Взял бы ружьё и на кабана пошёл? Или на зайца итальянского? А разрешение? Ходил, нудил целыми днями. И Люда туда же: «Ой, а мы тепловизор в Вене купили, вот бы и опробовали...». Он и так с этим тепловизором носился, как с писаной торбой: по вечерам ходил по околицам, кабанов высматривал, потом рассказывал: смотришь в тепловизор, а там живность кишит. А где ходить-то? Сама вилла, сто лет ей, рядом ещё пара-тройка домиков для туристов. Всё огорожено стеной, увито зеленью. За забором - стоянка для машин, часовенка, плюс ещё пару строений – вот и все поместье. Дальше лес и чисто поле, но это уже частная собственность. «По газонам не ходить!» Хорошо, что зима, народу мало, особо никто не контролировал, кто, где ходит, а если бы попался... Недаром нас предупреждали – ходить по дорогам, а не по полям и виноградникам. Но разве нам закон писан?
А как мы оттуда замечательно в Сиену съездили...
Правда, Миша с Людой до нее не доехали. Люда увидела «Комплекс распродаж «Прада», «Гуччи», «Валентино» и мы их потеряли.
Какое счастье! Одни остались. В Сиене были первый раз. Необыкновенный город. Красивый. Старинный. Назван в честь Арсения, сына то ли Ромула, то ли Рэма, основателей Рима, но статуи волчицы, выкормившей братьев, украшают дома повсюду. В центре – уникальная площадь в форме ракушки, то есть не плоская, как тарелка, а вогнутая, и от этого кажется невероятно огромной. Улочки небольшие, переплетаются лабиринтами.
Нам дали адрес вкусного ресторана, мы его искали полчаса. Оказалось, ходили по одному и тому же пятачку кругами. Но не расстроились, потому что, как говорят, чтобы город узнать, нужно его ножками потоптать. Вот мы и топтали. Я-то что, а вот Игорь проголодался и уже начал закипать от злости, но тут мы его нашли. Тоже странность: обычная дверь, никакой броской вывески, никакого неонового освещения. В стену врезана доска с названием ресторана и всё. То есть, если специально не ищешь, то просто так, по дороге, не зайдёшь. Он как-то в стороне от туристических троп... Хорошо сразу дали свежий хлеб и масла оливкового, первого отжима, в тарелочку налили и...вот оно – счастье, а уж когда вино принесли, то стало понятно – жизнь налаживается.
Тогда нам вдвоём было не скучно. Я иногда думаю, а вот о чём мы тогда говорили? Ведь это не то, что через пару-тройку лет после свадьбы. Это же после многих лет совместной жизни: а мы что-то обсуждали, делились впечатлениями, планы строили на следующий день, вспоминали.
Нам всегда было не только о чем помолчать, но и о чём поговорить...
Можно бесконечно долго смотреть на любящих людей, на то, как они разговаривают, смотрят, улыбаются. Язык их жестов весьма выразителен и привлекателен для окружающих. Они как бы говорят друг другу – для меня желанен только ты!
...Так было и у нас. Когда я смотрела на него, то теплая волна неслась мне навстречу. Когда куда-то шли, то обязательно держались за руку, боясь потерять тактильный контакт даже на время. В компаниях, на понравившуюся шутку или неожиданное высказывание мы обменивались взглядами, безошибочно понимая, что отметили и оценили услышанное одновременно. Общаясь с друзьями, вели безмолвный разговор, сверяя свои ощущения. Сигналы, которые мы посылали движением бровей, мимикой губ показывали, насколько мы близки друг другу.
Мы бессознательно копировали словечки, присказки, любимые выражения друг друга. Находясь в одном помещении, в разных углах зала, постоянно искали глазами один другого и даже если не могли видеть, то ощущение присутствия его в зале наполняло мое пребывание там каким-то дополнительным смыслом.
Нам было интересно беседовать, делиться друг с другом собранными за день фразами, историями, повторно переживая прожитое вместе.
Много спорили. Никто не поддакивал, стараясь понравиться, но никто и не упирался в «бараньей стойке», а аргументировано высказывал свою точку зрения. Обсуждаемая тема становилась как бы объемной, обретала дополнительный ракурс, иногда неожиданный, от этого более интересный.
Я никогда не любила людей, похожих друг на друга, воспитанных нерассуждающей серостью, и ему нравились люди с парадоксальным мышлением и своим собственным взглядом на жизнь.
Иногда мы ругались до хрипоты, на повышенных тонах, но при этом все равно оставались на одной эмоциональной волне. Тем сладостней было примирение. Слушали одну музыку, обожали одни и те же стихи, нам нравилось быть рядом в тишине, «слегка соприкасаясь рукавами».
Мы настолько погрузились друг в друга, что произошла диффузия, проникновение молекул одного между молекулами другого, подобно тому, как разные металлы буквально врастают друг в друга.
И в эту поездку, как в молодости, мы были одним целым. Если и повисала пауза, то только потому, что жевали. Италия уникальная страна: что в дорогом ресторане, что в траттории – вкусно везде. Чего только стоит их салат капрезе: сыр моцарелла с помидорами и базиликом: цвета национального флага – красный, зелёный, белый. Патриоты! Или стейк фьёрентино, где порция на одного легко удовлетворяет двоих. Причём стейк этот – фирменное блюдо Тосканы, где телята пасутся на чистых зелёных лугах, пьют ключевую воду с холмов и греются на солнышке, пахнущем виноградом.
Вернулись в тот день на виллу поздно. В романтическом настроении. Думали, приедем, сразу же в душ и... постель. Ан нет! Нас ждала засада в виде Люды, которая ещё полтора часа рассказывала, как она отбивала у китаянки сумку фирмы «Прада». На распродаже ведь как: взял что-то в руки – не выпускай, а выпустил - уже забрали. Люда взяла, потом положила, отвернулась, переключила внимание. Повернулась, а там уже китаянка крутит сумку в руках. Люда – за сумку, а та не даёт. Люда тянет на себя, та – на себя. Люда – сразу Мишу звать. Китаянка что-то на своём лопочет. Подоспел Миша. А у китаянки никого. Победила сила, точнее количество. Сумка досталась Люде.
И всё это я должна была слушать и внимать. Вот она, негативная сторона поездки в компании. Не можешь сказать «нет», повернуться и уйти спать. Должен сидеть и изображать внимание, иначе поймут как неуважение и обидятся. И я же вижу, что Мишу всего колотит - и от Люды, и от сумки, и от этой распродажи. Но нет, сидит, пьёт, и не дай Бог обидеть его женщину. Он – может, а ты – не моги.
Кстати, это всех мужиков касается. Сами иной раз до слёз доведут, а другой – только попробуй.
На следующий день поехали покупать продукты на ферму.
У них в Тоскане это очень распространено: где производят, там и продают. Во-первых, можно всё попробовать и выбрать по вкусу, во-вторых, получается чуть дешевле, чем в магазине. А мы как раз на машине путешествовали, так что загрузились по полной программе. Правда, на нашей таможне пережили пару неприятных минут, но красивые зелёные бумажки сделали своё дело.
Поездка, если я помню ее сейчас, была незабываема. Ещё долго потом вечерами пили Кьянти, заедали сыром и перебирали особо вкусные моменты.
***
Воспоминания прервал незнакомый мужской голос.
- Несколько дней, конечно, не срок, но динамика положительная. Продолжайте давать те же лекарства, держите меня в курсе.
Дверь в палату захлопнулась.
В наступившей тишине я снова вернулась в тот последний вечер моей памяти.
***
Он докурил и нервно затушил сигарету в пепельнице. Я крутила в руках трубку мобильного телефона и продолжала говорить о жене его партнера.
- Ладно... Я с Людой общаюсь, потому что мне интересно.
- Тебе? С ней?! Она же кроме меню ничего не читает.
- Вот именно. А свое мнение и характер есть. И я сказала не «с ней интересно», а «мне интересно». Хочу понять, что Миша в ней нашел, и почему бросил Катю.
- Не бросил, а оставил. С домом, машиной и еще кое с чем. А у Люды... он нашел год рождения. Если отнять Катин – получится ровно двадцать.
- «Меняю сорокалетнюю жену на две по двадцать», среди твоих друзей это модно. Кто следующий? Ты?
- У тебя навязчивая идея. Запомни, когда женщина начинает что-то укреплять, она это разрушает.
- Я ничего не укрепляю. Просто хочу понять, что вы находите ...
- Опять? Я ничего не потерял и никого не ищу.
- А почему сегодня собрался в командировку?
- И что такого?
- Сегодня праздник!
- Это же не Новый год. Мы раньше никаких святых Валентинов не знали, и ничего, нормально жили. Да вообще, о чем разговор?! Я же не поехал. Ты сказала – я остался!
- Не получилось с командировкой - придумал деловую встречу.
- Но ты же на ней была! – он запросто находил ответ, легко отбивая удары, и мои претензии выглядели все надуманней.
- Уверена, ты организовал ее после того, как я сказала, что один ты на нее не пойдешь. Только со мной.
- Если я буду отменять работу на все старые и новые праздники, я прогорю.
- По-моему, ты давно можешь вкладывать деньги и получать проценты...
- Вкладывать легко... Вынимать не у всех получается.
Он стал сосредоточенно что-то искать на столике.
- И не пропадать сутками в офисе. Не ездить в какие-то командировки, неизвестно с кем...
- Я езжу один или с Мишей! И занимаюсь делами!
Продолжая поиски, он передвинул бокалы и несколько раз поднял бутылку.
- Делами? А паста? – я не могла остановиться и говорила, не боясь выглядеть смешной.
- Какая паста?
Наконец-то он нашел зажигалку и стал оглядываться в поисках сигарет.
- В тюбике! Когда ты возвращаешься после недельной командировки, ее столько же, сколько было до отъезда.
Он замер, брови удивленно поползли вверх.
- И что из этого, гражданин следователь, следует?
- А следует, что в номере живет еще кто-то, чьей пастой ты чистишь зубы.
Картинно раскинув руки, он громко произнес по слогам:
- В хо-ро-ших гос-ти-ни-цах вы-да-ют ги-ги-е-ни-чес-кие на-бо-ры!
Я не скрывала иронии.
- А! Это ты такой экономный! А пакеты? Откуда у тебя в чемодане пакеты из дамских магазинов, в которых я ничего не покупаю? Знаешь почему? Потому что они дорогие. Как ты утверждаешь... Для жен, разумеется. А для любовниц – самое то!
- Сколько раз говорить, мне подарили виски. Я на пакет внимания не обратил!
Он взял пачку сигарет со стола и попытался открыть. Безуспешно. Только сейчас я заметила, как он сильно нервничает.
- А телефон?
- Что «телефон»?
- Ты ездил в Прагу, а оператор отвечал по-польски!
- Я был в Праге! - еще одна попытка открыть пачку увенчалась успехом и он смог, наконец, достать сигарету. - Оператор отвечал по-чешски. Не различаешь, учи язык.
- Какой?
- Оба. Чтоб наверняка - он с удовольствием закурил. - А заодно итальянский.
- Зачем? Ты собрался в Италию?
- Да. Вот к Юле слетаем — и поеду.
- Один?
- С цыганским хором!
Я замолчала. Он тоже. В комнате повисла тишина. Не знаю, о чем думал он, я думала об Италии.
«Поеду», а не «поедем»... Как будто он не знал, что я обожаю эту страну, когда мы ездим туда с ним вдвоем. Даже на Новый год там цветут растения, особенно в Тоскане. Хотя нам тогда повезло с погодой. Администратор в гостинице сказал, что так тепло на Новый год впервые в его жизни.
31 декабря мы поехали в местный супермаркет за продуктами. Поскольку в домике была кухня, то решили, сделаем праздничный стол по своему вкусу. Не захотели заказывать в ресторане или идти куда-то. А, собственно, идти-то было некуда. У них нет такого разгула на Новый год. Это у нас все рестораны приглашают праздновать, цены безумные, народу – яблоку упасть негде, для танцев нет места, еда – протокольная, алкоголь – неоправданно дорогой.
Солнце светило, как в апреле, впору пуховики снимать. Вышли на стоянку, улыбаемся, как дети. Настроение – любить всех. В Тоскане много хвойных и вечнозелёных растений, поэтому всё вокруг кажется зелёным и теряется реальность зимы. На газонах цветут анютины глазки и одуванчики. А в затишке, под высокими кустами, так вообще - фиолетовые ирисы островками. А ещё какие-то кусты цветут белыми гроздьями и пахнут. Разве это зима? И от всего этого на душе весело и хочется петь... или кричать... или шалить, вести себя как-то несдержанно, по-детски. В супермаркете купили всё очень быстро. Я не удержалась и взяла пуансеттию – такой рождественский кустик в горшочке: снизу листочки зелёные, а к верхушке – красные. Очень нарядно и по сезону, итальянцы ею украшают и магазины, и рестораны, и дома. Такой себе атрибут праздника.
Вернулись на виллу, разложили все в холодильнике. Время – светлый день, до ночи еще далеко. Сварили кофейку, и вышли на улицу. Перед домом столик, кресла чугунные, ажурные. Сверху арка из белых роз. Пригляделась, не поверила глазам, кое-где ещё остались розы, пусть не такие крупные, как летом, но всё равно – розы! И бутоны ещё есть. И это в последний день уходящего года. Вот всё-таки недаром Новый год считается праздником волшебства. Ну, разве не чудо – белые розы в декабре и солнце, мы в одних свитерах сидим на вилле и пьём кофе, как это делали хозяева виллы сто лет назад. Вот так и происходит связь времён...
Как и тогда, в прошлом веке, здесь в шесть утра начинают петь птицы. Не стрекочут или надоедливо каркают, а именно поют, заливаются. Ты просыпаешься, и тобой владеет не раздражение, что вот мол – разбудили, противные, а настроение благостное и доброе. И ты, улыбаясь, снова засыпаешь. А утром откроешь ставни, а за окном лужайка с красиво подстриженными кустами самшита, дальше живая изгородь, оливковые деревья и уже потом виноградники, виноградники. Они покрывают холмы, которые выступают друг из-за друга, как лепестки. Раскроешь окно и впитываешь эту свежесть, напоённую запахом земли, высохшей травы, стволами виноградных кустов, дубовым лесом и ещё чем-то непонятно-приятным. Это даёт заряд хорошего настроения на весь день, и ты хранишь его бережно, тратишь не спеша, не давая никому его испортить.
Что самое вкусное в Италии? Вино и оливковое масло – основа местной кухни. Мы их всегда привозим из Италии. Даже не спрашиваем у друзей, что привезти. И в тот раз поехали за продуктами к крестьянам. По указателю съезжаешь с дороги, едешь среди леса и попадаешь на открытое пространство. Отдельное строение, рядом цистерны для масла и вина, погреба для хранения. И всё красиво, с любовью сделано. Высокие стройные кипарисы окружают ферму. Газоны с цветами. Рядком стоит техника, есть парковка для машин. Вышел, потянулся, улыбнулся. Ни конкретно кому-то, а просто, от полноты чувств.
Итальянцы народ приятный. Если ты их не понимаешь, сделают всё, чтобы ты понял, что они хотят сказать: и колбасу изобразят, и вино, и первый отжим масла, и хлеб – ну всё-всё. И ты, в свою очередь, невольно стараешься быть понятым. А это зима, и народу приезжает мало, и каждому покупателю рады. В этом чудесном диалоге из жестов и слов всем становится весело. Все смеются и беззлобно торгуются, скорее, чтобы продлить общение, чем действительно выторговать два-три евро. Тебя угощают разными винами, ты искренне стараешься понять, в чём разница. Заедаешь это сыром и хлебом, макая его в оливковое масло. Удовольствие получают все. А еще ты горд собой, что купил дешевле и сумел что-то понять в сортах вина и масла. А впереди ещё целый день такой же счастливой беззаботной жизни.
Конечно, ты отдаёшь себе отчёт, что это когда-нибудь закончится. Не жизнь вообще, а эти четыре-пять дней. Но они у тебя будут, и они все твои. Ощущения и впечатления этих дней у тебя никто не отнимет.
Первым нарушил тишину он.
- Давай выпьем. И успокоимся.
Он протянул бокал, мы чокнулись, я, едва пригубив, поставила бокал на стол.
- Выпей. Оно тебе всегда нравилось.
Я протянула ему руку, мы сцепили мизинцы в примирительном жесте.
- Мы столько лет жили без подозрений. Ревность это неуверенность в себе. У тебя нет оснований.
- Ревность... Верность... Две буквы переставлены. Я только сейчас заметила... Если тебя ревнуют – значит, любят. А если совсем не ревнуют?.. Хотя бы чуть-чуть.
- Я не ревную, потому что ты не даешь мне для этого повода.
- А если он будет?
- То есть? Специально устроишь?
- Устрою.
- Перестань.
Я развернула лилии, поставила их в вазу.
- За что ты их не любишь?
- Запах тяжелый. Усыпляет. Вынеси на кухню. А еще лучше - выбрось.
Он с обиженным видом понес цветы из комнаты. Вернулся.
- Не сердись – примирительно сказала я. - Но меня действительно обижает, что ты весь в работе. Мама говорит: «Подожди, исполнится ему шестьдесят – будет замечательный муж». Я не хочу ждать! Помнишь, как мечтали, что дела наладятся, и мы будем жить? Жить, а не зарабатывать.
- Бизнес это бег вверх по эскалатору, который идет вниз. Остановишься, снесет.
- Может, пора сойти? Посидеть на скамеечке...
- Для запасных? И что там делать?
- Ничего. Будем путешествовать.
- Мы и так с тобой ездим. Сейчас в Америку полетим. В Европе есть страна, где ты не была?
- Есть... Албания.
- Учтем. Но я не буду сидеть дома, чтобы тебе было весело.
- Мне и так не скучно!
- Вижу. Веселишься изо всех сил. Сегодня игра удалась?
- Удалась бы, если б не твои лилии!
Он решительно встал.
- Все, еду за подснежниками! – заявил он с каким-то радостным воодушевлением.
Я растерялась.
- Серьезно? Вообще-то двенадцатый час.
Он надел дубленку, похлопал себя по карманам, проверил бумажник, достал ключи от машины и пачку жвачки.
- День святого Валентина переходит в ночь святого Валентина. Так что с меня подснежники, с тебя ночь любви, - игриво поглядывая на меня, он положил в рот две подушечки жвачки.
- Ты на самом деле поедешь за подснежниками?
- Конечно. Буду искать бабушек, для которых братья-месяцы устроили глобальное потепление.
Муж в приподнятом настроении, говорит приятные слова. Я была застигнута врасплох.
Он подал мне бокал. Я механически взяла его.
- Допей, - сказал он, видя, что я замерла с бокалом в руке. - Нехорошо, когда остается. Допей, и ложись спать. Вернусь, разбужу, как спящую красавицу.
Я поставила бокал на стол, так и не пригубив.
- Потом. Буду собираться. Послезавтра лететь, а я еще не решила, что возьму.
- У тебя завтра весь день свободен. Успеешь. Ложись.
Он чмокнул меня в щеку и вышел.
Допить? Я взяла бокал с вином. Нет, не хочу. Не с сегодняшним настроением. Пить в одиночестве, в пустом доме, в день влюбленных?
Думала ли я, когда росла если не в бедной, то в среднеустроенной, по советским меркам, семье, что можно жить без радости в доме с прислугой, машинами, мехами, изумрудами, объездив полмира? Имея здоровье, приятелей, прекрасную дочь, будучи, в конце концов, женой состоятельного и состоявшегося человека?!
Да, теперь у меня есть все. У меня, которая, как и многие, выросла под вечную присказку родителей: «Сейчас нет денег. Может, в следующем году мы это тебе купим».
В школе мальчики ссорились из-за меня, и преданно, по очереди, таскали портфель до дома. В институте я была окружена толпой воздыхателей, мне писали письма, дарили цветы, делали предложения. Столько путей, столько возможных вариантов.
Или все дело не в нем, не в них, а во мне самой?
Я поставила бокал на стол, подняла брошенные на кресло жакет и шарфик, и понесла вещи в спальню.
Как прекрасно все начиналось: любовь, семья, дочка, бизнес, риск, удача. Мне казалось - летаю на крыльях.
Когда строили дом, пошла на курсы ландшафтного дизайна. Сначала смущалась, мол, рисовать не умею. Оказалось, уметь не нужно, нужно чувствовать красоту, сочетание цвета, ну и логику построения рисунка. Поэтому наш участок – это моя гордость, моё произведение искусства.
Мне хотелось, чтобы каждый цветок был связан с нами, с нашими поездками, встречами, памятными событиями в жизни.
Есть лужайка с одуванчиками. Она всегда напоминает мне весну в Крыму, яркое солнце, траву, такую сочную, что хоть в салат нарезай. Мы еще молоды-молоды, идём гулять на море, спускаемся по склону, а вокруг одуванчики пронзительно жёлтые, большие и пушистые. Я плету венок, себе и ему. Ощущение необыкновенного счастья и свободы. А ещё ожидание поцелуя, волнение, трепет и ... дурманящий запах черёмухи. Поэтому по периметру участка вдоль забора у меня растёт черёмуха.
Есть небольшое искусственное озерцо, вокруг камни-голыши и ирисы. Не наши большие садовые петушки, а именно ирисы, изящные, тонкие, почти неразличимые из-за стеблей. Но потом они набирают цвет, раскрываются и их уже видно издалека. Это Барселона, парк Гауди. Мы уже женаты, Юля маленькая, только отметили два годика, и мы впервые вырвались вдвоём за границу. Я очень радовалась этой поездке, была вся в ожидании и предвкушении путешествия. А потом тихо, про себя, разрывалась между дочкой и желанием побыть с ним вдвоём, чтоб никто не кричал «мама» в самый ответственный момент, чтоб жить не по расписанию кормления, а по желанию или не желанию вставать и идти куда-то.
Потом, позже, были Монако, Канны, Ницца. Мы прошли по набережной и стали подниматься по автомобильной дороге на гору, где стояла старая крепость, мимо частных вилл. Вдоль всех оград росла глициния вперемежку с кустами роз.
Вот так у меня и остались в памяти гроздья нежно-сиреневой глицинии, переплетённой с огромными цветками белых роз. Сочетание необыкновенное. Я ещё подумала, вот бы такое платье на выпускной. Но у меня уже выпускного не будет, пошью такое Юле на окончание школы, – подумала я тогда. Поэтому беседка на участке у меня увита глицинией и плетистыми розами. Розы – ещё куда ни шло, сорт морозоустойчивый. А вот с глицинией пришлось повозиться. Глициния растение южное, а у нас морозы бывают. Я её, пока она привыкала и укреплялась, заворачивала в специальное термо-волокно на зиму, корни засыпала опилками. Весной плакала, когда понимала, что глициния замёрзла. Но, видимо, любовь и сильное желание оживляет не только умершие отношения, но и цветы. Так и моя глициния привыкла и наградила меня по-царски: у нас в посёлке ни у кого глицинии нет. А у меня есть!
А ещё у меня есть акация, которая цветёт малиново-фиолетовыми цветами. Первый раз я увидела ее в Вероне. Весной, когда уже достаточно тепло, но листьев ещё нет, прямо на голом стволе, на голых ветках распускаются отдельные цветочки и пышные гроздья. Они заслоняют коричневые ветки, и кажется, что это не дерево, а огромный цветок. У них в Италии вообще что-то странное с цветами происходит: вроде холодно, начало марта, ну разве что трава зелёная и на ней маргаритки. И вдруг кусты, очень густые, руки не просунешь, листики только-только проклюнулись, а внутри, у самого ствола уже распустились коралловые цветы. Это айва китайская. Она у меня маскирует распределительный ящик для полива участка.
И каждый год, не ленясь, я закупаю с десяток простеньких горшочков с примулой, анютиными глазками, гиацинтами и закапываю их в камешки у входа в дом. Это уже Париж, с его Люксембургским садом, когда совсем тепло, вокруг фонтана выставили стульчики и можно сидеть на солнышке с мороженым. Оно быстро тает, мы с Игорем подбираем его языком, язык мёрзнет, но всё равно очень вкусно и, наконец, добираемся до самого заветного – хрустящего вафельного стаканчика.
Это Юлина первая заграница. Ей семь лет. Мы уже съездили в Дисней Лэнд под Парижем, а сейчас спокойно отдыхаем вместе с парижанами в городском саду. Юля бегает за каким-то мальчиком, а мы сидим рядом, он обнял меня одной рукой, я положила голову ему на плечо. И счастливей этого мгновения я не помню. Время остановилось. Эту картинку я вижу до сих пор. Я даже помню запах того дня.
А в доме, в столовой у окна, стоит в кадке деревцо лимона. Это Греция. Мы весело оттанцевали у Юли на выпускном. Собрали все комплименты, как самые красивые родители самой красивой выпускницы и, с чистой совестью, улетели на Крит. Жили в гостинице, а по вечерам ходили в соседнюю деревню. Шли мимо домов, увитых кустами бугенвиллеи с белыми, малиновыми, фиолетовыми цветками. Её длинные гибкие ветви свисали из-за заборов прямо на дорогу и приветственно кланялись нам. Хотелось их обнять, собрать в букет и увезти с собой, но, увы, бугенвиллея у нас не растёт. Холодно ей у нас. А хозяева ресторанчиков радушно приглашали за столик, манили свежей рыбкой-барабулькой, запотевшим графином местного вина и порцией пряных оливок. Мы сидели в ресторане и строили планы на следующую поездку.
Но в следующую поездку он поехал без меня. А потом – снова без меня. И в следующую...
Как там в годы моей молодости пела Ротару? «Луна, луна, цветы, цветы. Нам часто в жизни не хватает друзей и доброты»...
Я повесила жакет на плечики в шкаф, сложила шарфик, поправила вешалки с вещами. Вот и мое вечернее платье. Приложила к себе – неплохо - и задумалась, замерев перед зеркалом.
Никогда. Никогда нельзя отдавать себя кому-то безоглядно.
В один безмятежно солнечный день я поняла, что он мне изменил. Это был удар под дых, нанесенный профессиональным боксером. Я не могла дышать, органы чувств тоже отключились. Смотреть, слушать, воспринимать действительность не получалось. Через какое-то время органы чувств заработали, но без смысла, на автомате. Мир потерял краски и стал черно-белым.
Потом возникло ощущение внутренней опустошенности и никчемности. Расхотелось разговаривать с кем-либо, а тем более улыбаться. И только потом пришла боль.
Болело везде, но особенно в районе солнечного сплетения. Пекло, жгло, ныло не переставая. Болело так, что я, слушая бесконечные объяснения его невиновности и заверения о невозможности и нежелании жить без меня, согласилась забыть о предательстве.
Стало ли мне легче? Нет, и еще раз нет. «Единожды предавший, кто тебе поверит?» На смену тоске и печали явилась «ее величество» ревность.
Как там у Некрасова:
...есть мгновенья дум упорных
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих - опасных как чума-
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума...
В каких случаях человек ревнует?
Когда не уверен в себе. Когда считает другого человека своей собственностью. Когда разбиваются розовые очки и он получает сокрушительный удар в то место, где находится доверие.
В нашем случае имело место третье. Некогда казавшийся монолитным сплав душ, нагретый чувствами, под воздействием ледяной воды действительности дал глубокую трещину. Понимание сменилось подозрением, доверие – неверием.
Внешне все выглядело как прежде.
Но я стала постоянно ворошить прошлое, анализировать слова и поступки, пытаясь вычислить соперницу.
Вот он со смехом рассказывает о неуклюжей, но такой милой соседке по тренажерному залу; с легкой завистью подшучивает над приятелем, который женился во второй раз; восхищается деловыми качествами своего секретаря. Каждый день скрупулезный анализ, сопоставления и прокручивание прошлой счастливой жизни не давали мне покоя. Были выбраны возможные претендентки, и дальше пошел сбор информации о точках соприкосновения с ними.
А главное – интимная жизнь потеряла свою привлекательность. Язык движений, построенный на предельном доверии, стал чужим. Тело, помнящее прежнюю ласку и родные прикосновения, отзывалось желанием, но мозг уже рисовал картины измены и гасил страсть.
Выход в свет вызывал головную боль из-за того, что я подозревала каждую, кто приближался к нему близко. Злилась на себя, замыкалась и спешила уйти.
А потом, в каком-то переполненном зале, я вдруг сразу угадала соперницу тем безошибочным чутьем, которым Бог награждает только женщину. Взглянув на него, я лишь укрепила свою догадку. Он был смущен, прятал глаза и нес какую-то чушь, обычно ему не свойственную.
...И хотя он по-прежнему клялся, что любит только меня, и пытался поддерживать в нас благодарность за былое счастье, вернуть утраченное стало невозможным. Было потеряно главное – доверие, чувство, которое не заменишь ни прощением, ни былыми заслугами.
Бросив платье на кровать, я взяла телефон.
- Марин, привет. Прости, не разбудила? Хотела тебя спросить, - тут моя решительность испарилась, в горле запершило, я стала говорить сбивчиво. – Меня попросили, - я взяла себя в руки. - Где вы на свои девичники мальчиков заказываете? Стриптиз и ... Сейчас, - я нашла ручку и листок. - Клуб «Ноль-два»?! Остряки. Мальчики по вызову круглосуточно. А номер? Понятно. Спасибо.
Не дав себе возможности передумать, я набрала номер клуба.
- Девушка, здравствуйте, добрый вечер! Хотелось бы заказать... простите, вызвать... Да, понимаю, праздник, надо заранее, но ситуация... Всего на час. Постараетесь? Поселок «Опушка», улица Светлая, 15, Александра. Номер высветился? Может, кто-то освободится поблизости... Двойной тариф? Хорошо. Буду ждать.
Сделано! Я снова взяла платье и, положив рукав себе на плечо, стала танцевать медленный танец сама.
Звонок мобильного прервал тур моего вальса.
- Алло! Нет, Люда, не сплю. Не могла говорить. Да, был безумный секс. Не могла оторваться, - я ёрничала согласно настроению. - Люда, зачем тебе настоящий оливье? Миша голодный? Уснул? Завтра поразишь? Пиши. Два рябчика. «Ешь ананасы, рябчиков жуй»... В школе не учила? Антикризисное. Рябчиков в мадере сваришь. Телячий язык. Сто грамм черной икры. Пучок салата. Раки вареные — двадцать пять штук. Почистить? А сама-то как думаешь? Так, пиши дальше. Полбанки пикулей. Что?.. Огурчики маринованные, самые маленькие. Два свежих огурца. Пять яиц, сварить вкрутую. Сто грамм каперсов... В магазине спросишь. Записала? Представь, картошки с горошком нету. Все нарезать, смешать, заправить майонезом. Повар Люсьен Оливье. Фамилия. Вот у тебя фамилия Розенкранц. А девичья - Гильденстерн? Шучу... А, Коцубей. Что значит – вторая девичья? Их у тебя сколько? Мамина?.. Ну, вот придумай салат, и все будут есть салат твоего имени. Десерт? Люда, давай уже завтра. Я поищу. Например, торт «Захер». – Я рассмеялась – Да не ругаюсь я, просто его австриец придумал с такой фамилией. Хороший торт, сухой, можно без холодильника хранить. Нет, майонез – не фамилия. Город во Франции. Майон. Там куры хорошо неслись. Всё, Люда, спать хочу. Спокойной ночи.
Теперь главный звонок. Набираю дочку, пока заказ не прибыл.
- Алло, Юлечка! Как ты? Не можешь говорить? А сколько у вас? Извини, вечно я эти часовые пояса путаю, то надо пять часов добавить, то семь – убавить. Хорошо, хорошо. Как сможешь, перезвони, пожалуйста, буду ждать. Не сплю. Потом объясню. Целую тебя.
Я положила телефон на стол.
Раздался звонок в дверь. С удивлением взглянув на часы, я пошла открывать.
***
Дверь палаты резко скрипнула, но шагов слышно не было, похоже, гость замер на пороге. Вдруг негромко зазвучала приглушенная мелодия, скорее всего это был сигнал мобильного телефона. Дверь скрипнула снова и музыка оборвалась.
***
На пороге своего дома я увидела незнакомого высокого мужчину в пальто и перчатках.
- Заходите.
Я откровенно рассматривала гостя. Лет сорока, приятной внешности, подтянутый.
- Надо же... Двойной тариф творит чудеса. Не думала, что у вас бывают... такие сотрудники.
- Какие – такие? – спросил гость, улыбаясь.
- Ну... Я думала, помоложе.
- В нашей фирме, чем сотрудник опытнее, тем выше ценится.
Он расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана букетик цветов.
- Это Вам.
- Какое чудо! Неужели... Настоящие подснежники! Раздевайтесь, присаживайтесь.
Я взяла с полки вазочку, поставила цветы, пошла в ванную комнату налить воду. Вазочку с цветами я оставила в спальне.
Подснежник напоминает мне стойкого оловянного солдатика из сказки. Все цветы, которые можно купить зимой, из теплицы. Их обогревают, поливают, освещают, ну грех не расти в таких условиях. А ты попробуй на холоде, в тени дерева, в редких лучах солнца, из подтаявшего снега вырваться из земли, и тянуться в струнку вверх. Стойко переносить ночные заморозки. Противостоять в одиночку непогоде. И только ради одного - подарить миру красоту цветения. Разве не чудо? Может, именно поэтому мне захотелось этим вечером волшебства, пусть небольшого...
И вот подснежники у меня. Чудеса начинаются.
Гость неторопливо осматривал гостиную. Снял перчатки, положил пальто на спинку кресла и присел на диван.
Я достала из сумочки три купюры по сто долларов и протянула ему. Он недоуменно посмотрел на деньги.
- Они столько не стоят.
- Это не за цветы, а за вечер. Аванс.
Он не прикоснулся к деньгам, и я положила их на стол.
- Я долго не задержу. Час, не больше. Посидим, выпьем чаю, дождемся, когда приедет муж.
- Буду рад знакомству.
- Меня зовут Саша.
- Валентин.
- Чай, кофе?
- Спасибо, нет.
- Вы даже пальто снимаете красиво. Эротично. Но больше снимать ничего не надо.
- Я не собираюсь. Немного замерз. Ветер. У вас, кстати, флюгер не вертится.
- Раньше вертелся, но со скрипом. Подкрутили, смазали... Опять заскрипел. Спать мешал. Закрепили намертво. Теперь у нас всегда дует северный ветер.
- А я думаю, почему так холодно. Выходит, что флюгер умер.
- Умер флюгер... Вы поэт?
- Ну, как сказать?... Скорее, нет.
- И даже не пробовали писать? В школе, любимой девочке...
- Я больше прозой.
- Когда муж придет – мы его разыграем.
- В карты?
- Нет. Я придумала...
Раздался звонок мобильного.
- Извините, - я взяла телефон и отошла к окну. - Да, я. Простите, не поняла, плохо слышно. Все заняты? Никого не можете прислать? А у меня дома, сейчас...Спасибо, извините.
С ужасом я уставилась на гостя, не выпуская из рук телефон.
- Вы кто?!
Гость, улыбаясь, молча смотрел на меня.
Я отступила в сторону двери, судорожно набирая номер мужа на мобильном. Гость резко встал.
- Не подходи! – закричала я, забыв про вежливость.
- А вы не звоните.
Мы оба замерли.
- Ты кто? – повторила я вопрос.
- Мы с вами уже познакомились, - он, в отличие от меня, был подчеркнуто вежлив.
- Кто ты такой и что здесь делаешь?
Гость не спешил с ответом.
- Я? Ну, как вам сказать... Может быть... Киллер. А может, - он на секунду задумался. - Маньяк. А может, грабитель. А вдруг... ваш тайный поклонник.
Он замолчал, наблюдая за моей реакцией.
- Ну что? Звонок другу? Пятьдесят на пятьдесят?
- Что пятьдесят на пятьдесят? – мой голос предательски срывался.
- Итак, пятьдесят на пятьдесят! – сказал гость с интонацией ведущего телешоу. - Оставшиеся варианты: маньяк, он же серийный убийца, или ваш тайный поклонник. Выбирайте.
Я опустила глаза на мобильный.
- Звонок другу был раньше, - напомнил он угрожающим тоном. - Вы им не воспользовались.
- Может, мы как-то договоримся? – дрожащим голосом спросила я.
- Может быть. Садитесь,- гость показал на диван. - Обсудим.
Я бросилась к сервировочному столику и схватила нож. Гость приблизился ко мне.
- Не подходи!
Выставив вперед нож, я стала нажимать кнопки телефона.
- Саша, успокойся, я пошутил!
Я прижимала трубку к уху в ожидании ответа, но в этот момент поблизости зазвучала мелодия мобильного.
- Всё, всё... Я пошутил неудачно.
Гость сделал шаг ко мне, но я снова выставила вперед руку с ножом.
- Саша, ты меня не узнала? Я Горецкий. Валя. В параллельном классе учился.
Я продолжала молчать.
- Не помнишь...
- Валя?..
- Ну? Вспомнила?
Я ничего не могла вспомнить, как впрочем и понять. Единственное, что я понимала, что сама впустила ночью в дом незнакомого мужчину.
- А как ты меня нашел? – спросила я, лишь бы продолжить разговор, давая себе время на принятие какого-то решения, как будто бы в этой ситуации оно существовало.
- Через Родионову. Вы же с ней переписываетесь?
- Да. Но адрес я не давала, - недоверчиво отметила я.
- Зато рассказывала, что живешь в «Опушке». В домике с башенкой и флюгером... Рассказывала?
- Кажется...
- Ну вот. Я прошелся, увидел, что дом с флюгером тут один. Другого нет.
- Когда прошелся?
- Сейчас.
- Ночью? Как ты вообще сюда попал?
- К тебе приехал.
- Ко мне? Почему не днем?
- Расписание... Еду с юга на север. Поездом. Стоянка в вашем городе двадцать минут. Десять минут думал: сойти – не сойти... Когда еще здесь буду? Наверно, никогда. Вышел.
- А как же дела? Командировка?
- Ничего, догоню самолетом. Утром есть рейс.
- Валя, это, конечно, трогательно, но... почему ко мне? Мы ведь со школы не виделись...
- Потому и заехал, что не виделись. Так жизнь пройдет — и не поговорим.
Я опустила руку с ножом, но снова набрала номер и опять где-то рядом раздалась мелодия.
- Ты мужу звонишь? Его телефон там, - он кивнул в сторону прихожей, откуда слышна была мелодия.
Я молчала, неуверенно глядя на него.
- Ты все-таки меня не помнишь...
- В общем... смутно.
- Хорошо. А Витю Станиславского помнишь?
- Конечно! Рыжий, в очках. Он в нашем классе учился.
- А я с ним в одном доме жил. Мы дружили. Он еще в химкабинете пожар устроил, чуть школу не спалил.
- Да... Дыма было много... А он сейчас где?
- Витька? В Канаде, малярничает.
- Да, мне Света говорила... Ты с ней часто общаешься?
- Не очень.
Я положила нож на стол.
- Ты меня сильно напугал.
- Извини. А чего тебе пугаться? У вас же здесь дворники, садовники, охранники...
- Всех отпустили. Праздник.
- Тогда еще раз извини.
Я снова набрала номер мужа и пошла в прихожую. Вот он, его мобильный. Вернувшись с трубкой в комнату, я каким-то извиняющимся тоном пояснила.
- Муж телефон оставил. Странно... Но он скоро придет.
- А за кого ты меня приняла?
- Потом расскажу. Ты садись... Кофе?
- Нет, спасибо.
- Коньяк?
- Не пью.
- Совсем? И никогда не выпивал?
- Я в жизни столько выпил, что тебе не переплыть...
Я поставила перед гостем пепельницу.
- Не курю.
- Может, и футбол по телевизору не смотришь?
- Представь.
- Фантастика. Таких мужиков не бывает.
Я села на диван.
- Знаешь, я на встречи выпускников не езжу, после того, как с мужем сюда переехали. Зато переписываюсь. На «Одноклассниках». Почти все наши там. А почему тебя нет?
- Прячусь, - с улыбкой произнес он.
Я посмотрела на него с недоумением.
- От налоговой?
- И от нее, родимой...
- Валя, все-таки... У тебя что-то случилось?
- Случилось... - он посмотрел мне в глаза. - И у тебя тоже случилось.
- Что?!
- Мы наконец-то встретились.
- Серьезно?
- Очень. А ты не изменилась. Только глаза... Глаза были серые. А сейчас... Или это свет так падает?
- Свет не при чем. Стали голубыми. Это несложно. Сейчас даже пол можно поменять.
- С голубыми ты еще красивее.
- Спасибо.
- Расскажи о себе.
- Ты же с Родионовой общаешься. Наверное, все про меня знаешь.
- Почти. Как дочка?
- Замуж собралась. Куда-то торопится. Говорит, что у них все серьезно. Послезавтра к ней летим.
- А где она?
- Учится в Америке.
- Нормально.
- Ей нормально, а мне тоскливо. Скучаю.
- А где работаешь?
- Вот здесь и работаю.
- Понятно, почему тоскливо.
- Но в школу возвращаться как-то несерьезно...
- Учиться?
- Учить. Я ведь там пять лет проработала. Потом у Игоря дела пошли... Я на дорогу больше тратила. Юля болела. В общем, устроилась... женой у мужа. Домохозяйкой. Домом командую.
- И как вас, Александра Романовна, ученики называли?
- Не угадаешь... - я в первый раз улыбнулась гостю. – Александром Македонским звали.
- Почему?
- Я, когда класс утихомиривала, говорила: «Александр Македонский был герой, но стульев не ломал»... А вообще-то интересно было. Вроде бы оказалась с другой стороны зеркала. Мы-то считали, что учителя ничего не понимают, а мы такие умные, их дурим... А тут смотришь на детей, и все про них знаешь. Этот сейчас острить будет. А вот этот голодный, и уже потихоньку бутерброды развернул. Уже и я запах слышу. Эта сидит тихо-тихо, глаза опустила, боится, что вызовут. Тот наоборот, выучил и ерзает: ответить бы сегодня, и можно две недели не учить. Уходит, расстроенный.
- Не вызвала? Противная была?
- Немножко. Или бывает, сеешь разумное, доброе, вечное... А мальчик хочет девочке понравиться и урок срывает. Ты тоже таким был?
- Мне девочка из другого класса нравилась.
- Еще интересно, - погрузившись в воспоминания продолжала я. - Когда сочинения пишут. Вижу: этот списывает. Своих мыслей нет. А у этого минута откровения. Торопится, с ошибками, без запятых... Думает, что напишет нечто, досель неведомое, и мир изменится.
- По материалам сочинений «Как я провел лето» были раскрыты два грабежа и одно изнасилование.
- Да ну тебя... У меня хорошие ученики были.
- Слушай, а классная ваша еще жива? Биологичка. Наталья... Наталья...
- Павловна. Умерла в прошлом году... Помню, она Станиславского к доске вызвала, спросила про стегоцефалов. Ящерица такая, страшнее крокодила. Он у доски стоит, а Леня Сахарков с третьей парты ему подсказывает. Потом Леня отвлекся и стал соседу в ухо бумажку засовывать. А биологичка наша в этот момент Витю из последних сил на тройку тянет. «Что в юрский период появилось у стегоцефалов?» Витя на Леньку посмотрел, потом на стегоцефала... У него за спиной плакат висел... Опять на Леньку. А тот продолжает соседу в ухо бумажку совать. И Витя неуверенно, но все-таки произносит: «У-у-ухи»...
- У нас в соседнем кабинете чуть потолок не упал от вашего хохота.
Я посмотрела на часы.
- Где же муж? - с тревогой в голосе произнесла я.
- А зачем он поехал?
- Приедет, увидим, за чем ездил, - во мне вновь проснулась злость на Игоря. - Кстати, где ты подснежники нашел?
- Военная тайна. А как ты его разыграть хотела?
- Позвонила в клуб, попросила, чтобы стриптизера прислали. Вас же, сорокалетних, на девочек тянет? А тут... Муж приедет, а у меня молодой ухажер коньяком балуется. Хотелось в ревнивые глаза посмотреть.
- А я не сгожусь?
Я немного подумала.
- Легко! Меняем сюжет. Понарошку ты был в меня влюблен. Школьная любовь не умерла. Сегодня пришел предложить мне руку и сердце.
- И ногу.
- Какую ногу?
- Шучу. Годится. А ты, я смотрю, игры любишь?
- Есть немножко...
- Я на автобазе работал, там в конторе служили Вера и Верочка. Первая - крупная, вторая - миниатюрная. У обеих мужья-дальнобойщики. Веру муж ревновал, скандалил. А Верочкин — нет. Да и поводов не было. А ей хотелось, как у Веры, скандалов и страстей. Подобрала как-то окурок и положила в спальне под подушку. А муж некурящий. Окурок он нашел. Молча ушел на работу. Но домой уже не вернулся. И сколько она ни рыдала – не поверил. Развелись. Без скандалов и страстей. Не боишься, что так выйдет?
- Боюсь, что скандала не будет. Вот ты бы устроил сцену, если б к твоей жене ночью пришел одноклассник?
- Нет. Не устроил бы.
- Как?!
- А он бы не пришел.
- Почему?
- Потому, что я холост.
Повисла неловкая пауза. Я снова пыталась вспомнить моего собеседника в те «школьные годы чудесные». Ничего не получалось.
- Ладно, легенду я усвоил. – первым заговорил он. - А как разыгрывать будем?
- Он заходит, а мы... выпиваем.
- Я же не пью, будет неубедительно... Кстати, а ты чего воздерживаешься? – он кивнул на полный бокал с вином.
- Пока не хочется.
- А давай так: он заходит, а ты играешь на пианино, как когда-то в школе.
- А ты поешь, – с иронией продолжила я.
- Ты ведь еще не разучилась играть?
- Сто лет не подходила к инструменту. Давай что-то другое...
- Ему не играешь, а мне играешь. Сразу приревнует.
- Я все забыла.
- Сыграем... - сказал он.
- В четыре руки?
- В чет-нечет. Если угадаешь – придумаем другое.
- Давай.
- Отвернись.
Я отвернулась.
- Готово, - быстро сказал он.
Я повернулась к нему. Гость протянул мне сжатый кулак.
- Чет или нечет?
- Чет.
- Почему?
- Всегда так загадываю. Чет — это пара. Двое.
Гость раскрыл ладонь, на ней лежала пуговица от его рубашки.
- Не угадала. Нечет.
- Ты что, оторвал ее?
- Сама оторвалась.
Вздохнув, я села к пианино.
- Не расстраивайся, повезет в любви.
- И не сомневайся.
Я взяла несколько аккордов, потом начала играть вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Сбилась.
- Я же говорю: давно не играла.
Продолжая наигрывать мелодию, я брала отдельные аккорды.
- А «Ягоду-малину» помнишь?
Ошибаясь, я попыталась сыграть.
- Говорила же, не получится...- я встала и закрыла крышку пианино. - Хочешь, диск поставлю? Сборник 80-х.
- Поставь.
Я подошла к стойке с дисками.
- А помнишь, как директриса не разрешала на дискотеках свет гасить? – гость продолжал вечер воспоминаний. - Боролась за нравственность.
- Темнота друг молодежи...
- В темноте не видно рожи – подхватил гость.
- Сколько же директрисе тогда было? – спросила я.
- Лет сорок, наверное.
- Она казалась нам такой старой... Представляешь, а ведь сегодня мы ее старше!..
Я нашла диск и включила музыкальный центр. Мелодичное вступление подтолкнуло нас друг к другу. Вместо итальянской эстрады я по ошибке поставила Эдит Пиаф, «Под небом Парижа».
Sous le ciel de Paris
S'envole une chanson
Elle est née d'aujourd'hui
Dans le cœur d'un garçon
Sous le ciel de Paris
Marchent des amoureux
Leur bonheur se construit
Sur un air fait pour eux Под небом Парижа
Взлетает песня,
Она родилась сегодня
В сердце паренька.
Под небом Парижа
Ходят влюбленные,
Их счастье строится
Под мелодию, созданную для них.
Мы стали танцевать. Я вспоминала.
Первый мой Париж случился, когда ещё Юльки не было. Игорь заработал свои первые серьезные деньги и предложил поехать, куда я захочу. Спросите любую молодую женщину, куда она хочет, и вы услышите – в Париж. Париж – это знак, это тавро любви – если двое полетели в Париж, значит у них всё хорошо. У нас было не просто хорошо, у нас было замечательно. Мы дышали вместе, мы начинали фразу вместе, мы спали, как ложечки в ящике для посуды, друг в дружке.
Мы оба были первый раз в Париже и одинаково открывали его для себя. Понятно, что мы ходили по тем местам, где все бывают, приехав туда в первый раз: Лувр, Монмартр, Собор Парижской богоматери, Латинский квартал, шоу «Мулен Руж». Мы договорились, что будем ходить только пешком, иначе город не узнаешь, не почувствуешь. И мы ходили, ходили до боли в ногах по вечерам, до стёртых пальцев, до крепатуры по утрам. Но именно тогда он стал нашим Парижем. Потом ещё были города, красивые и величественные, но такого ощущения, такой новизны, такого упоения уже не было.
Второй раз мы были в Париже, когда Юле было пять. У Игоря на работе что-то очень здорово получилось. Перед этим месяца три он был, как на иголках. Домой приходил поздно, нервничал, срывался, потом извинялся. Сам измотался, меня измотал. Я видела его только вечером, уставшего и раздраженного или утром, хмурого и неразговорчивого. Все выходные я была с Юлей сама. Юля так привыкла, что папы нет, что потом, обращаясь к нему, называла «мама». Я понимала, я всё понимала: что-то не ладится, где-то что-то не сработало так, как он просчитал. Я уходила в сторону, давая ему больше свободного пространства, не просила заняться ребёнком, не нудила про хозяйство. Я полностью «развязала ему руки». Но в конце концов всё получилось. Игорь победил. Он был горд, он летал, как на крыльях и в награду за терпение предложил куда-то съездить и это отметить. И я захотела окунуться в ту атмосферу любви, которой мне так не хватало эти проклятые три месяца. Мне захотелось снова ощутить то очарование нежности и то ощущение необходимости друг другу. Мы полетели в Париж. В этот раз мы уже «вкушали» этот город медленно и разборчиво. На целый день мы уехали в Версаль, сегодня его бы назвали городом-спутником. Следующий день до обеда, неторопливо, этаж за этажом усваивали музей д"Орсэ. Вечером пошли в «Опера де Басти» на балет «Лебединое озеро». Театр, построенный на месте разрушенной королевской тюрьмы Бастилии. А потом было 14 июля, День взятия той самой Бастилии. Уникальный, масштабный и яркий фейерверк. Такого салюта я не видела нигде ни ранее, ни потом. Какие французы молодцы, так праздновать, с таким настроением, энтузиазмом и активностью, потрясающе! Толпа была огромна. Даже было немного страшновато, настолько ты был мелок и слаб внутри неё. Бегали мальчишки, пускали под ноги шутихи и петарды. Было ощущение, что под ногами рвутся снаряды. Все смеялись, громко разговаривали, пели. И мы опять ходили за руки, заказывали в ресторане, не сговариваясь одно и тоже, спали, прижавшись друг к дружке. И я понимала, что, если ещё нужно будет потерпеть, я потерплю. И не потому, что потом будет награда, а потому, что именно тогда мы почувствовали осмысленное единение друг с другом, как в брачной клятве – «и в горе, и в радости». У нас это звучало «и в трудности, и в легкости».
После этой поездки я написала Парижу стихи, которые помню и сейчас:
Простор и шарм Больших бульваров,
Чугун ажурного литья на них,
Кафе, что стали частью тротуаров,
И на монмартровском портрете штрих.
Ты бесконечность, сжавшаяся в сердце,
Стучавшем в грудь хоть раз у арк твоих.
Пусть ты не вечен, но бессмертен,
Соблазн изящный, моды стих.
Ты праздник для гостей и будни для хозяев,
Твой аромат вобрал в себя весь мир,
По-прежнему красив, богат и обожаем
Моей и многих юностей кумир.
Последний Париж был моим поражением, поражением в борьбе за Игоря. У нас уже что-то не ладилось. По-настоящему. И я устала от этой недоговоренности, от ухода от разговоров. Юля уже год, как училась в Америке. Игорь пропадал днём на работе, а вечерами - не известно где. Мне он, конечно, говорил, что на встречах, на переговорах, на собрании, но я чувствовала, что он отдаляется. Ему стало скучно дома. Я перестала его интересовать. И в какой-то момент выяснения отношений он в сердцах спросил: «...ну чего ты от меня хочешь?» И я сказала: «Хочу в Париж». Тогда мне казалось, что, если мы окажемся в Париже, то что-то щёлкнет у нас внутри, что-то вспомнится и всё изменится. Но я ошибалась. Это был март, вроде и весна, но было еще холодно и ветрено. Игорь сказал, что у него есть всего три дня. Когда мы прилетели в Париж, там ещё было голо и серо. Травы не было, солнца не было. Парижане кутались в пуховики и пальто. Как раз была католическая Пасха. На Пасху обычно теплеет, но было так как было. Мы шли пешком с Монмартра. Через район Марэ, через Пале-рояль. И только благодаря тому, что Пале-Рояль закрыт со всех сторон зданиями, внутри на клумбах цвели фиолетовые гиацинты и жёлтые нарциссы. Красота была невероятная. Такое яркое сочетание, как на картинах моих любимых импрессионистов. И на душе теплело, и становилось как-то веселей. А запах. Какой там стоял запах от гиацинтов. Он поднимался вверх от цветов, но не улетучивался, а застывал в пространстве. И каждый, кто попадал в это пространство, слышал этот волшебный запах. Где-то там за стенами домов было холодно, сыро и ветрено, а здесь, как в сказочном саду, цветут цветы, поют птицы и улыбаются люди. Вышли из Пале-Рояля, прошли через въезды Лувра и очутились с другой стороны, в садах Тюильри. А там покрытие – гравий. Пространство открытое и ветер поднимал тучи какой-то меловой пыли. И в этой пыли были все: и деревья, и чуть расцветшие цветы и люди. Даже не верилось, что рядом есть красота и тепло, а здесь – опять холод, пыль и ветер. Тем не менее, народу было много. На Пасху у католиков есть красивый обычай: дети должны искать яйца, которые спрятал в траве пасхальный кролик. Пока папы отвлекали детей играми, мамы прятали за деревьями яйца, завёрнутые в яркую цветную фольгу, а потом дети их собирали, как можно больше, чтобы получить награду. Смех, визг, шум, суматоха. Здорово, мы даже засмотрелись.
Были в музее «Мармотан», где собрана одна из красивейших частных коллекций картин Клода Моне «Водяные лилии». После музея решили пройтись пешком. Шли рядом, но между нами была такая преграда, что её можно было руками потрогать. Если в ресторане я заказывала устрицы, то Игорь брал мясо, если я ела улиток, то Игорь заказывал рыбу. Такой себе завуалированный протест против этой поездки. Вечерами ходили то на латинское шоу с ужином, то в кино, где крутят фильмы на английском языке. Я чувствовала, что Игорь не хочет оставаться со мной наедине, ему всё время нужны были люди вокруг.
В вечер приезда, когда заселялись в гостиницу, зашли в номер и увидели две отдельные кровати, но Игорь не пошёл просить, чтобы нам поменяли номер на другой, с одной большой кроватью. Его всё устроило. Мне стало как-то не по себе. Ни красота гостиницы, где в мраморе холла отражались хрустальные люстры, ни свет тысячи ламп не согреют остывшее сердце. Париж - это не электростанция, вырабатывающая любовь и понимание: они кончились – и полетел в Париж на подпитку, и опять всё хорошо и замечательно. Париж - это не лаборатория, которая создает чувство. Париж не созидает. Он только отражает... Как зеркало! Отражает те чувства, с которыми люди приезжают. Я поняла: то, что я пыталась восстановить, ушло безвозвратно.
Да, мы можем быть вместе ещё очень долго. Возможно даже всю жизнь, но что это будет за жизнь? Игоря она устроит, а что в ней буду делать я? Играть роль хозяйки богатого дома в престижном пригородном районе? Контролировать горничную, охранника и приходящего садовника? Ждать, когда прилетит погостить дочь? Я не знала ответы на эти вопросы, но я знала одно, такой жизни я не хочу.
Музыка закончилась.
- Благодарю за прекрасный танец - гость поклонился.
- Где пуговица, Нечет? – по-детски острила я. - Давай, пришью.
- Ну ва-аще! Теперича не то, что давеча... Муж заходит, а тут семейная идиллия с пуговицей и стриптизом.
Я достала из шкафа коробку с нитками, вдела нитку в иголку. Гость снял пиджак и рубашку, оставшись в брюках и футболке.
- И это называется стриптиз?
Я стала пришивать пуговицу, поглядывая на него.
- Ты после школы куда пошел?
- Поступил в командно-политическое. Помнишь, была такая профессия — Родину защищать... А потом этих родин стало много. И защищать их надо было уже друг от друга. После у меня история случилась: отпустил солдата на три дня жениться, а он дезертировал. В общем, дослужился до бесплатных похорон и уволился.
- Это как?
- Ну, до майора.
- А сейчас на автобазе?
- Нет. В другой конторе.
- Чем занимаетесь?
- Оказываем услуги.
- Какие?
- Разные.
- Загадочный... Как шпион.
- Первая заповедь разведчика — не быть похожим на разведчика.
- Ладно. Не хочешь – не говори. Наши мальчишки на сайте фотки выложили. Рубенс отдыхает! А ты молодец, держишься в спортивном теле.
- По утрам бегаю, по вечерам не кормят. Вот и весь секрет.
- А я?
- Что?
- Стала другой?
- Конечно, другой. Ты стала еще прекрасней.
- Знаю, что врешь, но приятно.
- Тебе идет стрижка. Шею открывает.
- А ты входишь в роль влюбленного!.. – зачем-то сказала я и снова подумала, а где же Игорь. - Я еще в институте постриглась.
- Не жалко было?
- Говорят, обрежешь волосы – избавишься от лишних воспоминаний.
- Меня несколько раз наголо стригли. Не помогло.
Закончив пришивать пуговицу, я перерезала нитку и подошла к гостю. Возникло секундное замешательство. Я протянула рубашку, он ее взял.
Я отвернулась, складывая швейные принадлежности в коробку.
- Укололась? – спросил он, рассматривая пришитую пуговицу.
- Разве?
- Тут кровь.
- Испачкала?
- Кровь выдави.
Я взяла со стола салфетку, вытерла палец, и бросила ее на стол. Гость надел рубашку.
- Как палец? Донор не нужен? У тебя какая группа?
- Вторая.
- Подходит. Покажи.
Я протянула руку. Он взял ее, перевернув ладонью кверху.
- Ты хиромант или дактилоскопист?
- Почти угадала... Руки для нас главное, - он говорил, держа мою ладонь в своей теплой и сухой руке. – Как цыгане говорят: что было, знаешь, а что будет, - на секунду он замолчал, глядя на мою руку - знать не надо...
- А что есть?
- Ситуация.
- Какая?
- Пришел мужчина к женщине.
Из соседней комнаты раздался бой часов — двенадцать ударов. Полночь.
Свет неожиданно погас.
Я подошла к окну, взяла край шторы и попыталась ее отодвинуть. Раздался грохот, карниз рухнул вниз.
- Что случилось? – его голос звучал из другого конца комнаты.
- Штору хотела отодвинуть, а карниз упал.
В темноте раздалось чирканье, загорелся огонек. Гость осветил комнату зажигалкой.
Я стояла у окна.
- Ты не ударилась?
- Нет. У соседей свет есть. Значит, проблема где-то у нас. Почему генератор не включается? Странно.
- Давай посмотрю. Где он?
- В подвале.
- Пойдем.
Он пошел к ближайшей двери.
- Лестница в подвал из прихожей, - сказала я. - А это спальня.
Огонек зажигалки в его руке погас.
***
Воспоминания растворились в кромешной темноте. Я очнулась из забытья, услышав еле различимый шепот.
- Солнышко, это я, твоя мама... Девочка моя, что ты, зачем... Я догадывалась, что у тебя не все хорошо... Но чтобы так... Кто же вам сказал, что жизнь только для радости и счастья... А помнишь, в детстве ты всех мирила, всех прощала? Что стало с вами, с тобой... Прости, не слушай, я так люблю тебя, что не найду слова. Теперь все будет хорошо, скоро Юлечка прилетит..
- Ну-ка, что у нас тут сегодня? – заглушая мамино бормотание, прозвенел знакомый голос. – Все будет хорошо, мы идем на поправку, бодрее, веселее, - медсестра тараторила без остановки. – И никаких слез, только положительные эмоции, – не переставая громко говорить, она доставала что-то из тумбочки, что-то ставила обратно, поправляла мою руку. - Видите, какая замечательная штука, «бабочка», поставила и все, вену по десять раз колоть не надо. – Она глубоко вздохнула и уже спокойно произнесла. - Если что, я в соседней палате.
Медсестра вышла, плотно закрыв за собой дверь.
****
В моем сознании опять вспыхнул огонек, но это уже не был огонь его зажигалки, скорее - свечи, которую мы забыли потушить.
Часы пробили пять.
Надо же, утро, подумала я, как удивительна эта ночь, казалась бесконечной, а пролетела в миг. Стоп, странно: как било двенадцать - помню, а потом... Провал в памяти. Что мы делали с ним эти пять часов? О чем говорили? Помню с момента, когда часы пробили пять.
Я окинула взглядом столик. Вот мой бокал - полный, правильно, я так и не допила, пепельница – пустая, да, никто не курил. А откуда ваза с фруктами, коробка конфет? Когда я их принесла? Столько загадок ...
Гость стоял на стремянке, с невозмутимым видом прикрепляя карниз.
- Дежурный! – услышала я голос на другом конце линии. Наконец-то я дозвонилась.
- Алло! Доброй ночи. Гражданин дежурный, у меня муж пропал! Сегодня. То есть, вчера вечером. Трое?! А если... Подождите, послушайте!
В отделении бросили трубку.
- Говорят, что заявления о пропаже принимают через трое суток. А мужья, которые исчезают четырнадцатого февраля, находятся сами, - механически пересказала я ответ дежурного.
- Не волнуйся. Он же без телефона. Заглох где-нибудь на дороге и позвонить не может. Или гаишники остановили. Он пил?
- Чуть-чуть.
- Сегодня же праздник! Они за любым «чуть-чуть» охотятся.
Он закончил крепить карниз и оглядел его.
- Кажется, всё. Дай, пожалуйста, тряпку, здесь пыль.
- Спускайся. Домработница вытрет.
- Все равно я уже тут.
Я подала тряпку, он протер карниз и спустился со стремянки.
- Спасибо.
- Не за что.
- Извини, о чем мы до этого говорили?
- О снах.
- Да... Я странные сны вижу, чужие.
- Например?
- Будто я домработница. Убираю, и боюсь вазу разбить. Большую, напольную. Убрала, потом в комнату возвращаюсь – вазы нет, а на полу осколки.
- Это к счастью.
- Чьему? Хозяев?
- Когда посуда бьется – к счастью.
- Это если наяву. А во сне?
- Тем более.
Он так трогательно пытался подбодрить меня, что стало неловко продолжать, и я сменила тему разговора.
- Ты юбилей отмечал?
- Какой?
- Последний. Сорок лет.
- Не положено. Примета плохая.
- А я на дни рождения уезжаю. Никаких ресторанов, тостов... В прошлом году к дочке летала в Бостон. Гуляю по городу, стою на перекрестке и вижу - на столбе объявление: «Lost dog. Name is Sasha. Phone number...». Потерялась собака по имени Саша.
- Саша?
- Тезка. Жалко стало... Потом стихотворение написала...
- Про собаку?
- И про нее тоже.
- Прочитай.
- С выражением?
- Серьезно, прочитай.
И я стала читать. Громко, внятно, с выражением...
Потерялась собака по имени Саша.
Кто найдет, пусть накормит, согреет.
Для нее лучший завтрак – овсяная каша,
А от мяса с картошкой – болеет.
Она любит гулять, но в сухую погоду,
Если можно, то без поводка.
По утрам часто пьет охлажденную воду
До последнего в чашке глотка.
Очень редко рычит, на соседей не лает,
А скулит, когда возле нее – никого,
Когда хочется выть – вспоминает,
Что бывает и хуже того.
У нее нет болезней серьезных собачьих,
Благодарность и ревность – не в счет.
Только лгать ей не нужно, иначе
Она снова куда-то уйдет».
«Потерялась собака по имени Саша.
Кто найдет, пусть накормит, согреет...»
Подпись смыло дождем, только «Искренне Ваша»
На листочке тетрадном синеет.
- Грустно... Прочти еще что-нибудь.
- Да ну. Старое не хочу, новое не пишу.
- Почему?
- Рифмы разбегаются.
- А прозу не пробовала?
- О чем?
- О себе.
- Грустная сказка получится.
- Почему?
- Принцесса спит и это всех устраивает. Служанки вытирают пыль, садовник стрижет кусты, а принц занят своими делами. Флюгер не скрипит. Ветер дует только северный. Ее сну ничего не угрожает.
Я подошла к окну и стала говорить, не поворачиваясь к гостю.
- Со мной что-то в последнее время... Всё так... и всё не так. Будто ты есть, а тебя не надо. Если меня не будет, ничего не изменится. Пока Юля была здесь, я знала, что ей нужна. Что от меня многое зависит. А теперь... - я повернулась к нему, натянуто улыбаясь. - Так что... сказка выходит невеселая.
- Напиши роман.
- Сюжета нет.
- Подсказать?
- Попробуй.
- Представь себе.... Жил-был мальчик. Не трус. На самые высокие деревья лазил, с хулиганами дрался. А подойти к девочке, которая ему нравилась, боялся. Девочка была красивая, самая красивая. С первого класса мальчишки за ней портфель таскали. Подросли — стали из-за нее драться... С одним она дружила. Высокий, красивый. Семья научная. Одевался с иголочки. А наш мальчик ходил в перешитых брюках. Донашивал дедушкины свитера. Но однажды, ранней весной, он решился и залез к ней на балкон, на третий этаж, и оставил букет подснежников. На другой день школа гудела о подвиге профессорского сына. Наверное, она сказала ему спасибо, а он промолчал, загадочно. И она улыбалась ему во дворе школы, как не улыбалась никогда. Мальчик стоял в классе, у окна, и видел это.
- А дальше?
- Дальше? Дернул раму. Не открылась... Бумага, которой на зиму окна заклеивали, держала. Рванул сильнее. Встал на подоконник и прыгнул вниз. Думал подойти и сказать: «Это я не боюсь высоты, а не он!». Но не подошел.
- Почему?
- Ногу сломал.
- А она?
- Пока окно открывал, отвернулась. Кто-то позвал, наверно.
- А дальше?
- Подошел на выпускном. Хотел сказать: «Предлагаю тебе руку и сердце!». Страшно было, как со второго этажа прыгать... И выпалил: «Предлагаю тебе руку... и ногу».
- Смешно.
- Да, она рассмеялась. Сказала: «Ногу мне еще никто не предлагал!». И ушла с кем-то танцевать.
- А он?
- Ушел с выпускного. Скоро уехал. Через несколько лет оказался в городе. Встретил девочку. В кино, с компанией приятелей. Хотел подойти – но опять услышал ее смех, как тогда, на вечере... И не решился. Потом узнал, что она вышла замуж.
- За профессорского сына?
- Круче. За кооператора... Мальчик тоже женился. Однажды написал ей письмо, но оно вернулось с пометкой «адресат выбыл». Он его сохранил и заставлял себя читать: «Адресат выбыл, адресат выбыл...».
- А дальше?
- Дальше была жизнь. У каждого – своя. Только она о нем не помнила, а он не мог ее забыть.
- И всё?
- Пока да...
- Сюжет, конечно, милый. Мальчик девочку любил... Но не хватает концовки. Нужен яркий финал. А так... жили себе и жили...
Раздался звонок мобильного. Телефон мужа! Я схватила трубку.
- Алло! Алло, я слушаю! Отключились... - я проверила принятые звонки. - Номер не определился... Может, это он звонил?
Гость молча наблюдал за мной.
- Извини, - я положила телефон на стол. - Так что там с мальчиком?
- Раздевайся.
- Что?!
Его голос изменился, стал жестким и агрессивным.
- Я говорю – р-раздевайся!
- Зачем? - я встала и отошла к столу.
Гость тоже поднялся.
- Для яркого финала. Мальчик любил девочку двадцать пять лет. А теперь он ее трахнет.
- Валя, ты с ума сошел!
- Еще в десятом классе.
Он подошел к столу и начал его обходить.
- Но этого не было! – я старалась говорить, глядя ему в глаза. - Я такого не помню. Валя, остановись, - продолжая говорить, я двигалась вокруг стола, стараясь держаться от него подальше. - Ты меня с кем-то путаешь. Ничего не было!
Мы перемещались друг за другом.
- И подснежников не было?
- Не было! – истерично закричала я.
- Ты забыла!
- Может, ты балконом ошибся?
- Раздевайся, дрянь!
- Валечка, остановись! Ты двадцать пять лет этого хотел?!
- Да!
- Вот так?!
Гость остановился. Мы стояли друг напротив друга через стол.
- Ты мне жизнь сломала, - заговорил он хриплым голосом. – Женился, и каждую ночь думал о тебе. Я не знаю, что это: сумасшествие, помешательство, болезнь такая. Мне тоже чужие сны снятся. Я даже знаю, чьи. Твоего мужа. Прости меня. Это не я. Это наваждение. Прости.
Он встал на колени, положив голову на стол, как на плаху.
- Отруби мне ее, легче станет.
Я осталась на месте.
- Валя, Валя, ты что-то перепутал. Влюбился. В кого? В девочку с косами? Где она? Кто она? - вкрадчиво и отчетливо произносила я слова, стараясь успокоить себя и его. - Ты же меня не знаешь, - и тут парадоксальная мысль пришла мне в голову. – Разве это я тебе жизнь сломала? А может, ты мне?! – я пошла в наступление. - Может, я о такой любви мечтала... А ты не признался. Струсил! Не подошел. Не сказал.
Став обвинителем, я распрямила плечи и выше подняла голову.
- Может... мы можем быть вместе? - спросил он тихо.
- С кем вместе? С тем, кого выдумали? - с горечью воскликнула я.
- Поедем со мной... - прошептал он.
- Зачем?
- Ты сама говорила — в этом доме ничего не изменится! А есть другой дом. И ты там будешь нужна.
- Валя, я так не могу.
- Ты любишь мужа?
- Не знаю... Потерялась собака по имени Саша.
- Я люблю тебя. Ты мне веришь?
- «Люблю тебя» на всех языках означает: «люби меня»...
Я подошла к нему и положила руки на голову.
- Вставай.
Он встал, и поцеловал мою руку.
- Прости еще раз. Мне пора. Самолет в восемь. Не люблю самолеты, но что делать...
- Клаустрофобия?
- Наверно.
Он надел пальто.
- А где твой багаж?
- Нет багажа.
- Вызвать такси?
- Не надо. Пройдусь до трассы, воздухом подышу.
Мы смотрели друг на друга, не приближаясь.
- Ты... звони.
- Хорошо. А ты не приглашай мальчиков по ночам. А то ждешь юного принца, а приходит старый... сумасшедший.
Он надел перчатки.
- А телефон? Оставь мне номер.
- У меня нет телефона.
- А мобильный?
- Не пользуюсь.
- Как же я тебя найду?
- Как я тебя. В компьютере. Напишешь на сайте: «Потерялась собака».
- И ты найдешься?
- Если позовешь.
Он поцеловал меня в щеку и вышел. Хлопнула дверь.
Я подошла к окну.
Звонок! Это мой мобильный.
- Алло! Юля? Что случилось, почему так рано? Опять не рассчитала... Собираемся. Что привезти? С изумрудами? Ладно... Солнышко, как у тебя дела? Все нормально? А экзамены? На улице холодно? Юля, ты другие слова, кроме «нормально», знаешь? Я по тебе скучаю, а ты со мной говоришь – как повинность отбываешь. Ладно, всё. Не забуду. Честно. Прямо сейчас в косметичку положу. Ложись спать. Целую.
Я положила телефон на стол.
Хорошо бы и мне хоть немного поспать, голова гудит от усталости и рябит в глазах. Я пошла в спальню и стала расстилать постель, мысленно прокручивая в голове разговор с Юлей. Украшения для помолвки! «И жить торопится, и чувствовать спешит». Хорошо, достану их сейчас, а то завтра могу забыть.
Я взяла шкатулку и пошла в гостиную, чтобы положить набор в косметичку.
Комплект с изумрудами мы покупали в Амстердаме. Я его очень люблю. Может, потому, что сама выбирала.
Всё было обставлено очень значительно: демонстрационный зал известного ювелирного дома, нам предложили присесть в кресла. Серьёзный мужчина в костюме и белых тканевых перчатках. Чёрные бархатные планшеты с изделиями и камнями. Хочешь – бери готовый комплект, а хочешь – выбери камень и закажи украшение на свой вкус. Качество изготовления – превосходное.
Мне хотелось сразу изделие, я не хотела ждать. Когда заходила, не знала, что именно хочу. Одно знала точно, хочу от него подарок, память об этой поездке. Пересмотрели много изделий из бриллиантов. Выслушали целую лекцию о добыче алмазов на рудниках Де Бирс в Южной Африке, о видах огранки, о каратах, но ничего не увлекло. Мне даже странным это показалось. Я, оказывается, женщина, которая спокойно дышит, видя по-настоящему дорогие бриллианты.
Игорь ёрзал, ему хотелось поскорее оплатить и вручить мне подарок. У мужчин другая шкала оценки драгоценностей, более простая и хладнокровная: чем дороже, тем лучше, тем выгоднее вложение. А мне должно было понравится, чтобы носить, не жалея о том, что выбрала это, а не что-то другое.
И тут наш консультант показывает белый бархатный планшет, а на нём комплект: серьги и кольцо, с изумрудами. Форма классическая, но цвет... Не стандартный глубоко-зелёный, а зелёный, переходящий в голубой. Лазурный. Такого цвета бывает море, когда на него смотришь в солнечный день с высокого обрыва.
И я поняла – это оно. На удивление, стоил комплект не очень дорого. Игорь даже немного опешил, ему хотелось что-то подороже, позначительнее. Но я его уговорила.
Уже потом, через несколько лет, без меня, муж купил всё-таки серьги, как он это понимал: с бриллиантами в пять карат. Но это был уже его выбор. Они были красивые, броские, такие, чтобы женщина одела их, и все поняли - мужчина, который рядом с ней, состоялся.
Я открыла шкатулку и замерла.
Точно помню, складывала сюда. Снизу бижутерия, вот. А где?.. Я вывернула содержимое на стол, автоматически еще раз перебирая.
«У вас новое сообщение», мелодично пропел мобильный мужа. Я взяла телефон и, ни на минуту не задумываясь, прочитала.
- Так и знала... - бросив телефон на стол, я пошла в спальню.
Хлопнула входная дверь. Как ни в чем ни бывало, муж прошел в гостиную, сняв в прихожей верхнюю одежду.
- У тебя совесть есть?
- Есть, - спокойно ответил он мне.
- Почему не пользуешься?.. Где ты был?!
- А ты чего не спишь? – ровным голосом спросил он.
- Не сплю?? – как я не пыталась сдержаться, выдержать издевательски вежливый тон было невозможно. – Не сплю?! Я уже в милицию звонила... Не знала, что делать!
- Извини. Так вышло.
- Как вышло? Где ты был?
- Подснежники искал, - невозмутимо отвечал он.
- Очень смешно!
- Еще как! Где эти тетки с цветами? Бабки в кармане есть - а бабок в городе нет, и подснежников тоже. Потом менты остановили.
- И что?
- Ну, что... Пил, не пил, дышите в трубочку... У них сегодня показательное выступление, типа «Дорожный патруль». Денег не берут. Уперлись: «Вы выпили! У нас максимум аварий вечером 14 февраля. Отдайте ключи и поспите». Хотели машину на штрафплощадку забрать. Еле уговорил, хорошо - денег хватило. Тебе звонить – телефон забыл.
- А у гаишников почему не попросил? Неужели за деньги позвонить не дали?
- Может, и дали бы. Но когда торговаться закончили, подумал, что уже спишь. Сел в машину часик подремать. А проснулся, смотрю – уже пять.
- Я тут чуть с ума не сошла.
- А почему не ложилась?
- Не спалось.
- Надо было таблетку выпить.
- Искала вчера снотворное – не нашла. Ты не брал?
- А зачем? Я хорошо сплю. Совесть чиста.
- В налоговой расскажешь.
Он посмотрел на не выпитый бокал вина.
- Выпей и успокойся, - сказал он и протянул мне бокал.
- Успокойся?! – я сделала пару глотков. - В чем у тебя руки?
Он посмотрел на свои ладони, выпачканные чем-то красным.
- Игорь! Что это? Кровь?!
- Вот черт! Не заметил... Еду через лес, прямо под колеса — лиса. Остановился. Думаю, заброшу в багажник. На шапку. Поднимаю, а это собака...
Он вышел в туалетную комнату. Я поставила недопитый бокал на стол и стала ходить по комнате, как делаю всегда, когда нервничаю.
Он вернулся, вытирая руки полотенцем.
- Уехал на полчаса — и пропал на всю ночь! К тому же без телефона.
- Забыл. Бывает...
- На тебя не похоже! Ты его специально оставил, чтобы я не могла позвонить. И ездил не за цветами!
- Ну, началось!
Он картинным жестом развел руки в стороны и покачал головой. Я понимала, что мои патетические восклицания решить проблему не помогут. Надо ставить конкретные вопросы. Или не задавать их вообще.
- А что? Думаешь, я не понимаю, где ты был? Точнее – у кого.
- И у кого же?
- Сам знаешь.
- Не знаю, - зевая, он сел на диван. - И вообще, я спать хочу. У меня, между прочим, в отличие от тебя, завтра... то есть, сегодня рабочий день. Последний перед поездкой. Еще собраться надо.
Увидев на столике доллары, он приподнялся с дивана.
- Ты зачем финансовые инструменты разбрасываешь? – спросил он, беря деньги со стола и привычным движением пересчитывая их.
Я молча забрала у него купюры и спрятала в сумочку.
- А это что? - заметил он открытую шкатулку и рассыпанную на столе бижутерию.
- Игорь... Даже не знаю, как сказать... Кажется, нас обокрали.
- Когда?! – он вскочил с дивана.
- Не знаю. Бижутерия осталась, а маленькой шкатулки с драгоценностями нет. Вчера утром все было на месте, – я сделала паузу, ожидая его реакцию. - Лида?
- Вряд ли. Крадет новая прислуга, а не та, что в доме шесть лет...
- Может, твой водитель? Он же лилии заносил.
- Сережа? Который меня от пули спас? А потом, не поверишь, но цветы в дом заносил я.
- Тогда кто?
Не отвечая мне, он внимательно рассматривал сервировочный столик.
- Конфеты, фрукты, свечи. К нам кто-то приходил?
- Этого не может быть...- у меня перехватило дыхание.
- Чего не может быть? Приходил или нет?
Я не могла говорить. Нет, я ни за что не поверю...
- Саша, в конце концов! – он схватил меня за плечи, пытаясь встряхнуть, растормошить. - Что здесь было?
- Приходил... Одноклассник, - механически отвечала я.
- Какой? Когда? Я уехал в двенадцатом часу. Откуда он взялся?
- Просто пришел. Он тут проездом.
- Теперь я понял, почему тебе понадобились цветы! Ты хотела, чтобы я уехал.
- Это ты хотел уехать! А я, дура, тебя отпустила.
- Он кто? Чем занимается?
- Не знаю. Кажется, бывший военный.
- Вы давно общаетесь?
- После школы – ни разу.
- Я чего-то не догоняю. Ты его не видела столько лет. Он не звонил. Заявился на ночь глядя... И ты его впустила?!
- Так получилось.
- А как он узнал адрес?
- Через одноклассницу.
- Какую?
- Вы не знакомы.
- Она из тех, с кем ты на сайте меня обсуждаешь?
- Откуда ты знаешь?
- Читал как-то... За два часа узнал о тебе больше, чем за двадцать лет.
- Тебя мама не учила, что чужие письма читать нельзя?
- Когда меня мама учила – интернета не было! А ты про черную риэлтершу слышала? Милая такая дама... Находила на сайте одноклассников фотографии похожих на нее, причем одиноких, знакомилась с ними... И убивала. А потом, пользуясь сходством, по их документам продавала квартиры, снимала деньги со счетов...
- Зачем ты мне это рассказываешь? – перебила я его.
- Чтобы до тебя, наконец, дошло, что твой одноклассник двадцать пять лет спустя может быть кем угодно! А зачем ты этой подружке дала наш адрес?
- Я не давала. Просто писала, что у нас на крыше флюгер. Он по этой примете нашел.
- Так, ничего не трогай. Надо снять отпечатки.
- Зачем?
- Человек нашел дом, не зная адреса. Пришел ночью. И именно тогда, когда мы всех отпустили! До тебя не доходит?! Он следил за домом!
- Зачем?
- Ограбить, убить...
- Кого?
- Может, ему меня заказали? Сегодня же вызову ребят, чтобы проверили. Мог оставить взрывчатку. Или прослушку. Где он был?
- Мы здесь сидели. Потом свет погас, а генератор не включился. Он спустился в подвал – посмотреть, что с генератором.
- И что?
- Сказал — солярка кончилась.
- А у соседей свет был?
- Да.
- Все понятно. Сообщник специально дом обесточил. Чтобы он мог по нему пройтись, в темноте. Значит, гостиная, коридор, подвал... Где еще был?
- Дверь перепутал – и в спальню вошел.
- В спальню... В темноте. А ты не подумала, что у тебя на столике? Коробочка... А в ней — серьги по пять карат. Кольцо с изумрудом. Колье. Бери – не хочу...- он уже кричал. - Не подумала?!
Я закрыла лицо руками. .
- Ладно, все! Успокойся! Не плачь! Драгоценности в сейфе. Я их спрятал, когда всех отпустил. На всякий случай.
- Почему сразу не сказал?
- Чтобы до тебя дошло, что в дом нельзя пускать кого попало!
Он вышел в спальню.
Я достала из сумочки платок и зеркальце, вытерла глаза.
Он вернулся, неся пузырек с лекарством.
- На, выпей. Я схожу в подвал, посмотрю генератор. И сейф проверю.
Я налила в стакан воду, накапала лекарство и выпила.
Он вернулся.
- Да, солярки нет. Может, кончилась. А может, слили... Кстати, - спросил он, кивая на спальню - почему постель расстелена?
- Я ее за минуту до твоего прихода расстелила.
- Сама? Или он помогал?
- С каких пор тебя это стало интересовать?
- С тех пор, как у тебя крыша поехала! Это что? – он взял с журнального столика пачку глянцевых журналов и швырнул передо мной на пол. - Женские советы? Начиталась? «Давай в машине... давай в гамаке... - он передразнивал меня. - рассказывай, что ты чувствуешь... давай будто мы только что познакомились...». Что дальше? - продолжил он своим голосом. - Плетку купим? Третьего поищем?
- Заткнись!
- Ты же сама над этим смеялась... А теперь? Как с цепи сорвалась... «Собака по имени Саша»...
- Да, сорвалась! – я кричала так, что, живи мы в высотке, услышали бы соседи и сверху, и снизу. – Сорвалась, и не хочу искать аргументы в оправдание! С тобой я забыла, что я женщина! Сегодня у тебя налоговая, завтра стресс, послезавтра суд. А теперь еще кризис!
- Кризис тоже я придумал?
- В наших отношениях? Ты!
- Я работаю! И я...
- Не ври! Ты эти проблемы сочиняешь, чтобы я тебя не трогала. Ты как твои приятели, для вас сорокалетняя жена — старая кровать. Можно не выбрасывать, но спать на другой.
- Какой — другой?
- Ты думаешь, я ничего не знаю? – я протянула ему телефон. - На! Почитай! Новое сообщение. «Милый, надеюсь, ты доехал без приключений, - я стала имитировать чужой женский голос, - спасибо за волшебную ночь».
- Какая-то идиотка ошиблась номером, - внимательно читая, сказал муж.
- А если я позвоню этой идиотке? Дай телефон.
- Ты с ума сошла! Не позорься.
- Дай телефон! - я опять закричала
- На! Истеричка...
Протянув мне телефон, он отвернулся и закурил. Я набрала номер.
- Ну что? – спросил он, поворачиваясь.
- Не отвечают.
- Успокоилась?
- Ничего, завтра дозвонюсь. А чтобы успокоиться, поехали к гаишникам.
- Только этого позора не хватало! Они уже, наверно, сменились.
- Врешь, ты все время врешь! Сменяются в восемь, а не в шесть.
- Ты все про всех знаешь! Возмущаешься, что я читаю твою переписку, а сама копаешься в моем телефоне. Кстати, тебя мама учила не читать чужие смс-ки?
- У нас разные представления о том, что допустимо, а что нет! Ты пропал на всю ночь! И тут на твой телефон приходит сообщение. Как я могла не прочитать? А на сайте я переписываюсь с женщинами! С женщинами, а не с мужчинами.
- Откуда ты знаешь – может, это сообщение мужчина прислал?
- И он называет тебя «милый»?
- Почему меня? Номером ошибся. Кстати, таких «милых» у нас — десять процентов. Они тоже этот праздник отмечают. Да Бог с ними... Лучше объясни – ты свои фото в пеньюаре для одноклассниц вывешиваешь? Это они тебе пятерки с плюсом ставят?
- Представь себе!
- Среди ваших «Одноглазников» половина психов — таких же, как ты!
- А ты с жиру бесишься!
- Когда бесятся с жиру – не страшно. Страшно, когда бесятся с голода.
- Да пошел ты!
Я схватила шкатулку и решительным шагом вышла из гостиной.
Как же так получилось, почему вдруг стала ненужной, лишней, как я упустила этот момент?
Момент? Нет, жизнь не сказка, и не в один миг карета Золушки превращается в тыкву. Все шло своим чередом. Только я не замечала. Получается, уже давно была «мертвой», и сама проспала многое. А как надо было? И что сейчас делать?
Чему учат нас классики? На уроках литературы я столько раз просила учеников законспектировать, что для характера "лишнего человека" определяющим становится не-же-ла-ни-е принять свою судьбу и одновременно не-спо-соб-ность ее преодолеть...А что у меня? Нежелание или неспособность? Было у меня желание, но не все от меня зависело. А способность? И способность была. Да только куда ее прикладывать надо было?
И где в нашей литературе описание счастливой пары с длинной семейной историей? Сколько не ищи, а нет в темной комнате черной кошки. У нас даже сказки на свадьбе заканчиваются. Ну, разве что:
Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Ну и дальше там про золотую рыбку... Но финал не радует.
Я вернулась в гостиную. Муж сел в кресло. В этот момент включился музыкальный центр. Джо Дассен запел: «A toi. A la facon que tu as d'etre belle...». Он вытащил из-под себя пульт и швырнул на пол, музыка оборвалась.
Зазвонил мой телефон, лежащий на столе. Он схватил его, не обращая внимания на мое присутствие.
- Алло! Да! Александру? А кто спрашивает? Что?!.. – он резко встал. - Из какого клуба? Понятно. Уже можете? Нет, пока не надо. Надо было раньше...
Он швырнул телефон на столик.
- Тебе звонили. Ноль-два.
- Милиция сменилась? - спросила я.
- Какая милиция? Что ты из меня идиота делаешь? Из ночного клуба. Мальчики освободились. Могут прислать. Тебе сколько – одного, двух?
- Я тебе все объясню, понимаешь... - невнятно стала говорить я.
- Что объяснишь?! – даже не знала, что он может так кричать. – Чем ты занимаешься? Одноклассники, одноглазники, мальчики по вызову... Я зарабатываю деньги, чтобы ты их в трусы этим соплякам запихивала?
Я подошла к окну и стала смотреть на улицу. Снег перестал падать. Что говорить, когда нечего говорить.
Он нервно ходил по гостиной.
- Ладно. Давай успокоимся... Когда твой гость ушел?
- Недавно, - ответила я, не оборачиваясь.
- Он что, всю ночь тут был? И что вы с ним делали?
- Разговаривали.
- О чем можно шесть часов разговаривать?
- Обо всем, – я обернулась и с вызовом посмотрела в его глаза.
- На чем он уехал? Ты вызвала такси? – спросил он без эмоций.
- Нет. Он сказал, что пойдет на шоссе, поймает машину.
- И ты поверила? Интересно, кто будет в шесть утра подбирать попутчика? Ты бы остановилась?
- Я бы и днем не остановилась.
- Даже если он пошел на шоссе, почему я его не встретил? Наверное, его ждал сообщник, на машине. Он и свет отключил.
- Какой сообщник? Бриллианты же здесь. Он ничего не взял.
- Потому и не взял, что я их спрятал... С горничной я завтра побеседую... Может, она и навела. Так... Ничего тут не трогай, сейчас ребята приедут, снимут отпечатки... Из какого стакана он пил?
- Он не пил.
- А кофе?
- Он ничего не пил и не ел.
- Но к чему-то он прикасался?
- Когда свет потух, я задела портьеру. Карниз упал. А он его повесил.
- Хорошо. Снимут отпечатки с карниза.
- Не снимут - заметила я, вспоминая. - Там пыль была, он ее тряпкой вытер.
- Сам вытер? Понятно. У тебя его телефон есть?
- У него нет телефона.
- Что???
- Он сказал, что у него нет телефона.
- Значит, не хотел, чтобы ты знала номер. Или... еще хуже.
- Что хуже?
- Знаешь, кто сегодня не пользуется мобильником? Тот, кто не хочет, чтобы его вычислили. Потому что трубка мобильного — колокольчик на корове. С точностью до двадцати метров можно определить, где ты есть. Даже если ты карточку поменяешь. Ладно... Куда он поехал?
- В аэропорт. Сказал, что самолеты не любит, но иначе не успеет...
- Самолеты не любит?.. Интересно.
- Клаустрофобия.
- Значит, телефона нет, и при этом он не летает...
- Ну и что?
- Человек, который летит на самолете, оставляет след. Причем, не в небе, а на земле. В компьютере... А твой соученик следов оставлять не любит... Замкнутого пространства боится? Тюрьмы он боится! Звони своей подружке, которая его сюда направила.
- Рано еще. Неудобно...
- Саша, все очень серьезно. Звони сейчас. Или дай мне.
- Лучше я.
- Спроси, она ему про дом с флюгером говорила? А если нет... Значит, твою переписку читаю не только я, но и хакеры... Узнай про него больше... Где живет, чем занимается...
Я взяла мобильный, набрала номер.
- Света, доброе утро. Извини, что так рано, это Саша. Мне очень срочно...
Краем глаза я видела, что муж стал бродить по гостиной, рассеяно глядя по сторонам. Его манера размышлять. На самом деле он сосредоточен и внимательно слушает, вдумываясь в каждое слово, взвешивая каждую паузу, улавливая скрытый смысл.
- Ты говорила Горецкому, что мы переписываемся?... Вале... В параллельном учился... Подожди, ты путаешь, - как я ни старалась, спокойный тон у меня не получался. - Когда?! Нет, не может быть! А откуда ты знаешь? Извини. Потом позвоню.
Я отключила телефон.
- Что? – с нетерпением спросил он.
- Ерунда какая-то.
Я взяла бокал и сделала несколько больших глотков.
- Что она сказала?! – прорычал он, видя мою реакцию.
- Не может быть – повторяла я, понимая, что это не ответ.
- Что «не может быть»?
- Он подорвался на мине.
- Где?! Когда?!
- В Осетии, три года назад... Наверное, она его с кем-то путает. Пообещала уточнить.
- Может, не она, а ты? Кто же его сюда направил?... Вы не виделись двадцать пять лет и ты сразу его узнала?
- Не сразу.
- А если это не он?! Просто похожий мужик, назвался его именем.
- Это был он, я ничего не перепутала.
- Ты уверена?
- Я знаю, это был он!!! – я сорвалась на крик. - Я помню. Я все, все помню!
- Какой-то триллер на троих... А может не на троих, а на двоих ... Может, его вообще не было и тебе все приснилось?
- Нет, он был.
- Ты говоришь, был, а никаких следов. Дух бесплотный! Святой Валентин. Ты с ним говорила, он отвечал?
- Конечно.
- Если ты говоришь с Богом, то это молитва. Если Бог говорит с тобой, это шизофрения.
- Нравится делать из меня ненормальную? Легче шляться по ночам? Я не сумасшедшая. И не умалишенная, – я задумалась на секунду. - Он же мне цветы принес!
- Какие еще цветы?
- Подснежники! Которые ты найти не смог.
Я побежала в спальню за вазочкой. Цветов в ней не было.
Я вернулась в гостиную. Меня поразило, как спокойно и уверенно он на меня смотрел.
- Куда ты их дел?
- Я их не видел.
- Врешь! Ты их выбросил! Решил за лилии отомстить!
- Саша, тебе приснилось... Я не брал никаких цветов.
- Они были! А ты выбросил! Потому что ты ничтожество!
- Я не трогал цветы, потому что их не было. Потому что его - тоже не было!
- Ах, так? У него оторвалась пуговица, я пришивала и укололась. Вот!
Я протянула руку.
- Где? - он внимательно рассматривал мои пальцы.
- Ну, вот же!
- Ничего нет.
- Не видно, иголка тонкая... Но я же чувствую – палец болит!
- Какой? Этот? Или этот?
- Не знаю.
- Саш, у тебя бред.
- Я чувствую - болит!
- Мы завтра же... нет, сегодня пойдем к врачу. К психиатру.
- Он был, был!
- Так, всё! Пошли спать!
- Не пойду!
- Делай, что хочешь!
Он ушел в спальню, хлопнув дверью.
Я бросилась к столу в поисках салфетки, которой вытирала палец. Испачканную кровью салфетку я не нашла...
Решение пришло неожиданно. Еду в аэропорт. Я должна успеть и тогда все встанет на свои места. У меня есть способность и желание преодолеть свою судьбу!
Я надела шубу, схватила сумочку, взяла со стола ключи от машины.
Допив вино из бокала, я направилась к выходу. По дороге подняла с пола пульт и бросила на диван, случайно включив музыкальный центр. Провожая меня, зазвучала песня. Адамо «Падает снег».
Tombe la neige
Tu ne viendras pas ce soir...
Падает снег.
Ты не придешь в этот вечер.
Падает снег.
Все бело от отчаяния.
Печальная уверенность,
Холод и пустота...
Невыносимое молчание,
Белое одиночество.
Ты не придешь в этот вечер,
Кричит отчаяние,
Но кружит снег
Бесстрастной каруселью.
На улице было темно и холодно. Машина долго не открывалась. Замёрзла. Пока она нагрелась, у меня уже зуб на зуб не попадал. Трясло то ли от холода, то ли от переживаний. Внутри всё как-то сжалось в комок. Было трудно дышать полной грудью, что-то держало грудную клетку и не давало набрать воздух.
У меня возникло странное ощущение, вроде это я сидела за рулём, а вроде и смотрела на себя со стороны.
Я быстро выехала из посёлка.
***
Картинка расплылась, и я опять ощутила себя в палате.
В моё сознание ворвался новый голос. Незнакомый. Врача, сестричек, маму, Люду с Мишей я уже определяю, а этот? Неужели это голос Игоря? Как же он изменился...
- Доктор, не уходите, ну поговорите со мной подробно. Что вы всё на бегу, да на бегу. О том, что нужно ждать и надеяться, я уже слышал. Мне этого мало. Не скрывайте от меня ничего. Если в вашей клинике чего-то нет, если у вас не получается, скажите, я договорюсь с клиникой в любой стране. Я перевезу её, куда скажете. Только не держите в неведении. Для меня это хуже всего... Хорошо, я вас здесь подожду.
Видимо доктор ушёл, дверь закрылась, в палате стало тихо, но я ощущала чьё-то присутствие. Шаги, кто-то подошёл близко к кровати.
- Саша, Сашенька, милая моя девочка, что я наделал, - я услышала голос Игоря. - Прости, я не хотел. У меня и в мыслях этого не было. Я принял предложенную тобой игру: незнакомец и незнакомка, ресторан, приглашение на бокал вина, флирт, кокетство. Но после цветов всё пошло не так, будь они неладны! А потом этот мистический одноклассник. Никаких следов, а ты всё твердила и твердила, что он был, что приходил, а потом ушёл. Я разозлился, накричал и ушёл спать. Предвидеть, что ты сядешь за руль и поедешь куда-то, я не мог. Как, оказывается, плохо я тебя знаю. Мы прожили столько лет, а я даже представить не мог, что ты на такое способна. Моя выдержанная и здравомыслящая Саша... Ты уснула за рулем после бессонной ночи и не вписалась в поворот... Говорят, люди чувствуют на расстоянии, когда с близкими что-то случается. А я не почувствовал... Сашенька, я спал. И вот теперь ты здесь, и я стою перед тобой и пытаюсь вымолить прощение. Но теперь ты не слышишь меня. Доктор говорит, что нужно пытаться, и я пытаюсь. Ты нужна мне, Саша, ну, пожалуйста, поверь. Я не смогу без тебя. Вся моя жизнь была наполнена твоей заботой и теплом. Я создал эту конструкцию – нашу жизнь, но именно ты наполнила её смыслом. А теперь всё разваливается, всё рушится, и я один ничего не могу и ничего не хочу. Прошу, услышь меня, прошу, прости меня, прошу, вернись ко мне, вернись к Юле. Я не смогу смотреть ей в глаза. Я не могу смотреть себе в глаза. Спаси нас, любимая, спаси нас обоих.
Да, это был его голос. И я подумала, что в моем ужасном положении есть свое преимущество: я могу ему не отвечать...
Голос стал отдаляться. И я опять оказалась на зимней дороге за рулем несущейся машины.
* * *
Дорога была пуста. В машине стало тепло, постепенно комок внутри меня стал разжиматься. Озноб прошёл. Я наконец-то вдохнула полной грудью. Машина шла мягко, будто летела. Появилось ощущение невесомости. Я плавно входила в повороты. Нервозность отступала, нога уверенней нажимала на педаль газа. До аэропорта оставалось совсем немного. Мне казалось, что это уже не машина, а я сама лечу по дороге. Лечу навстречу чему-то новому, неизвестному, но точно хорошему.
От упоения я закрыла глаза и... оторвалась от земли. Из зимы я перенеслась в лето. Мы с Юлей катаемся на американских горках. Кабинка несётся вниз с самой верхней точки. Юля визжит от восторга, а я замираю от ужаса. Впереди тоннель, куда мы должны влететь. Отверстие очень маленькое и мы точно туда не попадём. Нужно срочно остановиться, иначе разобьёмся. Я пытаюсь что-то крикнуть, но крик не вылетает, а застревает в горле. Я отрываю руки от поручня и пытаюсь обнять Юлю, но руки почему-то упираются в стекло. В голову вонзается мысль: «Не успею!» Потом удар... Темнота... Больничная палата. Приходящие, уходящие люди, музыка, изредка запахи.
Мысли, роящиеся в голове, выстроились в определенном порядке.
Как же я не догадалась сразу? Есть! Теперь все сходится!
У него были планы, и я их нарушила, а мужчине очень тяжело отказаться от того, что задумал. У них, если задумал, считай наполовину сделал, а тут я со своим «возьми меня с собой в командировку, на ужин, в День святого Валентина». А у него этот день был обещан кому-то другому. Ну, если не день, то хотя бы ночь. Поэтому он меня всё время спать посылал. А я не шла... И снотворного в аптечке не оказалось... А ведь было же за день до этого. Я не старая маразматичка, которая не помнит, где у неё и что... И бокал вина он мне всё время подсовывал....
Вот оно! В вино он подмешал снотворное и уговаривал меня выпить и спать лечь, чтоб самому спокойно уйти до утра...
Поэтому я и уснула за рулем. На такой скорости... Странно, что еще жива.
Ему нужно было уехать любой ценой. И получается, что эту «любую цену» заплатила я. Вроде ничего плохого не хотел - так, усыпить, чтоб под ногами не путалась, а получается, убил ... Почти...Из-за того, что живет со мной, а хочет другую. А может, не просто хочет...
Из спящей красавицы, я перешла в состояние мёртвой царевны.
Но, если я мыслю, значит, существую, так кажется у классиков. И что мне с этим всем делать? То есть, теперь я решаю: умереть или жить. И что я выбираю? Жить, значит быть кому-то нужной. Мужу? Вряд ли.
Ему-то я как раз руки и развяжу.
Хотя...Хорошо гулять, когда знаешь, что есть место, куда можно вернуться. А если норки нет, то нет и той сладости свободы... Ох, не знаю, я не гуляла от мужа, трудно представить, о чем рассуждает человек, который ходит налево.
А Юля? И я ещё думаю! Дура! Предательница! Измена мужа не оправдание для малодушия.
Я точно знаю, что нужна своей дочери, даже если сейчас она этого не понимает. Что ей, вырвалась на свободу и кажется, уже никто не нужен. И хорошо, что такая самостоятельная. Сейчас. Это потому, что всё хорошо, а когда нам хорошо, никто не нужен. Даже мне, взрослой девочке, так что уж про Юлю говорить... А вот случится что... любимый обманет, или с учёбой, работой, детьми... И к кому она пойдёт со своей бедой? Муж - это хорошо. Но есть нюансы, которые лучше с мамой обсудить. А мамы-то и нет. И к кому ей идти? К тёте чужой? К подружке? И с какого перепугу? Из-за того, что мать смалодушничала? Струсила, руки опустила? Не имеешь права. Родила ребёнка – отвечай за него. Будь рядом. Даже если она позовёт тебя всего один раз в своей взрослой жизни, ты должна в этот раз быть с ней, и точка.
Та-а-а-к, как мать я с собой разобралась. Но я же ещё женщина, а с этим-то что делать? С этим как жить? Как там у современных писательниц? Если никому не нужна и всё делается без тебя, уйди из дома, где не нужна. Живи сама, создай себе другую жизнь. Зачем тебе такой муж? Он же не изменится.
Что говорил психолог в институте? Мальчики формируются до двенадцати лет. После двенадцати уже ничего не изменишь. А ты хочешь, чтобы он в сорок семь изменился... Глупо. Посмотри правде в глаза. Тогда нужно меняться самой. Останься в этом доме, но не стони о своей ненужности. Найди себя в себе. Легко сказать. Точнее – подумать. Сказать у меня пока не получается. А найти себя еще труднее будет. Но кто ищет – тот находит... Иногда.
Пока не понимаю. Не чувствую. Сейчас захлёстывает обида и не хочется опять во всё это возвращаться. А оно и не получается. Для начала нужно вернуться в жизнь.
***
- Мамочка, здравствуй, я все-таки успела, - я услышала Юлин голос.
И я успела – пролетела в моей голове последняя мысль перед тем, как я открыла глаза.
Ночь кончилась... Вместе с жизнью... Прежней.
P.S. Вскоре пригрело солнце, снег растаял, и в лесу расцвели подснежники.
Апрель 2013г
г.Одесса
Телефоны автора в Одессе: +38(048)718-06-03, 786-91-69, +050-316-34-30
E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
www.dramaturg.com.ua
