А. Мардань

Скачать

 

В темноте кажется, что время остановилось. Особенно если замереть, не двигаться и постараться ни о чем не думать.

Иногда это удается – не думать. Не видеть, не слышать, слиться с темнотой, обернуться незаметной точкой… Но обычно отключить все чувства не получается. Где-то на улице просигналит машина, где-то хлопнет дверь – и тут же почувствуешь, что время продолжает свой ход, тикает, поскрипывает шестеренками, шуршит невидимым песком в часах.

Сегодня замереть без мыслей не позволил запах. Почему-то раньше его не замечал, а сейчас в темноте вдруг подумал, что пахнет тут неправильно. Раньше в поликлиниках запах был тревожным. В нос било лекарствами и хлоркой, и еще можно было уловить слабый запах кварца из процедурной. Потом все эти ароматы постепенно пропали. Вечно хмурые уборщицы, проклиная уличную слякоть и всех простуженных, давно забыли о жестокой хлорке и добавляют в воду разноцветные средства, пахнущие яблоком или хвоей. Или ничего не добавляют – смотря какая поликлиника. В любом случае – нос не сразу определит, куда тебя занесло и кого ждут люди в очереди: врача или, например, заведующего паспортным столом.

Глаза тоже могут обмануть. Старую недобрую наглядную агитацию типа «Берегитесь заболеваний, передающихся половым путем!» вытеснила медицинская реклама. А на ней все веселы, милы и белозубы – и мысли о болезнях не возникают. Разве что вчитаешься в мелкий текст на ярких плакатах.

Впрочем, здесь, в этом холле старой поликлиники, реклама как раз простая. Проще некуда. На большом плакате – мужчина средних лет, темный ежик волос, плотно сжатые губы, смотрит строго. Под фотографией крупно, красными буквами: «Лечу от всех болезней!». Рядом – объявление: «Больные! Просим не делиться симптомами – это затрудняет постановку диагноза!».

А еще есть картина. Во всю стену – панно, сейчас в темноте невидимое, но можно без труда вспомнить все детали. На первом плане мужчина в тоге с суровым лицом. Слуга льет воду из кувшина, и мужчина моет руки. Вокруг – живописные камни, колонны. Поодаль – толпа, и детально прорисованы только фигурки в первом ряду, дальше – мазками.

Видимо, хороший художник это панно писал. Лица людей – просто мазки светлой краской, темные пятнышки на них – открытые рты. Это если вблизи смотреть. А если немного отойти – видишь кричащую толпу. И вроде даже слышишь, как они кричат. Скандируют. Всего одно слово…

Нет, это уже фантазии. Тут никто на нарисованную толпу вообще внимания не обращает. Просто рассматривают люди мужчину в тоге и спорят между собой, к чему здесь, в поликлинике, вся эта красота с колоннами и холмами на горизонте.

Впрочем, жить этой картине осталось недолго. Скоро стенку обдерут или просто закрасят – в зависимости от того, насколько серьезный ремонт затеет новый владелец здания. Все врачи и службы клиники уже перебрались в другое помещение, и только здесь, на втором этаже, в кабинете номер шесть еще ведет прием модный врач.

Медицинских запахов тут давно нет. Пахнет разрухой и ремонтом, гибелью и обновлением – пылью, штукатуркой, краской. И еще старым табаком. Особенно сейчас, в темноте, это чувствуется почему-то особенно сильно. Когда почти все кабинеты и коридоры опустели, как-то сама собой организовалась курилка возле пожарного щита. Появилась большая банка от растворимого кофе, теперь уже почти полная мертвых скрюченных окурков, и от них расползается тоскливый запах.

Люди к врачу приходят самые разные. Садятся на скрипучие, скрепленные по четыре стулья, делают равнодушные лица и молчат, пытаясь незаметно рассмотреть друг друга. Иногда попадаются болтливые, и тогда завязывается разговор о болезнях, невзирая на плакатный призыв не делиться симптомами. Но чаще пришедшие обмениваются только короткими репликами, выясняя, кто за кем занимал и чья сейчас очередь.

И вот именно тогда, когда под кабинетом собираются люди, здесь можно почувствовать больничный дух. Особенно легко его уловить тут, наверху. Сидя на строительных лесах, незаметно протянуть в сторону очереди руку – и в ладонь тут же вопьются иглы их страха и ударят волны отчаяния. Иногда ощущается тепло надежды. Иногда кожу обжигает злоба. Такая сильная злоба, что хочется вытереть ладонь о старую робу и никогда больше не протягивать руку над очередью. А на следующий день приходят другие, и снова очень хочется понять, почему они пришли сюда и с чем уйдут. И вообще, почему они – такие?

Но сегодня, наверное, никто не будет искать последнего в очереди и нервно поглядывать на часы. Воскресенье. И свет опять выключили. Он часто здесь гаснет – проводка старая.

Когда выключается свет, то здесь, в холле, даже днем становится совсем темно. Раньше тут было окно во внутренний двор, но потом его почему-то забили фанерой, фанеру покрасили в цвет стен, а на стенах развесили неоновые лампы.

…По лестнице – быстрые шаги. Каблуки. Перепутать нельзя – так легко и весело по этим ступенькам не поднимается никто, кроме нее. А вместе с ней в темный холл сейчас влетит облачко густого и сладкого запаха каких-то восточных духов. Этот запах заставляет глубоко вздыхать всех пациентов мужского пола, даже самых вялых. А все дамы в очереди, даже самые декольтированные и ярко окрашенные, от этого аромата поджимают губы и укоризненно качают головой. Наверное, потому, что она слишком щедро смачивает свои тонкие запястья парфюмом. А может, из-за того, что к духам примешан ее собственный аромат.

Легкая и быстрая, она поднимается по лестнице, и вот по стене холла уже скользит луч фонарика.

Сейчас, конечно, начнет ругаться.

Мария…

МЕДСЕСТРА

- Господи, этот бардак кончится когда-нибудь или нет?

Так разозлилась, что даже вслух это сказала, хотя говорить тут пока не с кем. Пациенты появятся через полчаса, не раньше, а ремонтники в воскресенье отдыхают, как все нормальные люди.

А, нет, есть один. Сидит на лесах, по-турецки скрестив ноги. Прикрыл глаза рукой, защищаясь от моего фонарика. Отвела мобильный в сторону. Как хорошо, что он тут! С ним будет не так паршиво, хотя поболтать, наверное, не получится.

- Привет! Ты зачем сегодня пришел?

- Стену надо докрасить.

Бесполезно с ним об этом говорить. Сто раз объясняла: весь ваш ремонт – полная туфта. Какой-то тип выкупил это здание и вроде бы уже продает его, даже не дождавшись, пока из поликлиники все съедут. Но при этом вдруг пригнали сюда бригаду. То ли город должен был перед продажей помещение отремонтировать, то ли новый владелец зачем-то решил изобразить бурную деятельность – непонятно. В любом случае, мужики сразу поняли, что нужна не работа, а ведомости и галочки, – и честно валяли дурака все это время. Он один тут старается – штукатурит, красит, будто и в самом деле хочет навести порядок в этом кошмаре.

…Здесь, в лаборатории, конечно, светло, когда жалюзи поднимешь, но как же пациенты будут в коридоре сидеть? В полной темноте? Анатолий Михайлович сказал, что на сегодня много записалось. Правда, дежурный на первом этаже в щитке уже копается. Остается надеяться…

Настроение – ниже плинтуса. Пропало воскресенье… Шефа погубит жадность. Аренда у него тут оплачена до конца месяца, вот он и решил использовать кабинет до последнего, хотя тут давно уже находиться невозможно. Сверху грохот, со всех сторон вонь: ремонтники толком ничего не делают, но маскируются, штукатурку по стенам размазывают, краски размешивают. А сюда люди приходят. Серьезные люди, очень. Просто стыдно бывает их тут принимать.

Сегодня еще и часы перевели! Мало того, что спала на час меньше, так в очереди, как всегда в такие дни, дурдом будет: кто за кем, кто на какое время записан… Вроде приличные люди, а под кабинетом каждый раз устраивают разборки.

Ну, и Миша с утра «порадовал» – не с той ноги встал. Точнее, бурчать начал, еще не вставая, пока в постели лежал. Куда? На работу? В воскресенье??? Ему - как ни объясняй – все равно не поверит. И объяснять – это даже хуже. Скажешь ему, что врач на сегодня прием назначил, потому что вечером улетает, надолго, а ему большие люди звонят, очень большие, просятся на консультацию и ждать не могут… А Миша одно слышит: большие люди! И – вывод: значит, у нее тут свидание с каким-то папиком.

О, свет появился! Ну, хоть что-то. Первая радость за утро. Настоящая, без кавычек.

А вот и другая радость, колотит в дверь. Так и знала! Хорошо хоть, что переодеться успела.

- Минуточку!

Блузку под белым халатом пока застегнем на все пуговки, под горло. Шапочку поправим. Что там у нас в зеркале? Отлично! Мисс милосердие, строгость и элегантность в одном лице. И лицо это, кстати, отлично выглядит. Несмотря на то, что выспалась плохо.

- Да иду же, не стучите!

Вроде бы не знаю, кто может так ломиться в дверь. Ты, мой дорогой, кто ж еще…

МУЖ МАРИИ

Так. Открыла не сразу. Но кабинет небольшой, и спрятаться здесь негде. Значит, на самом деле переодевалась? Значит, не врала? Рабочий день в воскресенье?

- Что ты тут делаешь? Сейчас врач придет!

Большие глаза делает, типа удивляется. Знаю я… Во дурак! У них же здесь еще туалет есть. Может, он там?

Тоже пусто.

Сортир у них, прямо скажем, не блещет. А Машка еще рассказывает, будто к этому врачу на прием солидные люди ходят. Это в такую обшарпанную поликлинику? С такой вот уборной?! Что ж это за врач? Вранье! Сплошное вранье.

Оп-па! А это что за джигит на лесах ведерком звякает?

- Это кто?

- Отгадай с трех раз. Ты меня скоро к святому духу приревнуешь.

Губы надула – оскорбленная невинность, понимаешь ли!

- Мария! Почему у тебя мобильный отключен?

- Ничего не отключен!

Сцепил зубы так, что Машка сразу это почуяла и быстро полезла в кармашек за телефоном.

- А… просто не включен. Тебе точно нужно к врачу. Психиатру.

Обиделась. Неужели действительно – зря сюда пришел?

- Ладно, солнышко, не сердись. Тут еще с утра по всем новостям про этих террористов передают…

- Что передают?

- Ищут, как обычно. Терактов опасаются. А у тебя телефон молчит. За тобой когда зайти?

- Как соскучишься – так и заходи. А лучше сторожи здесь, Отелло.

- Ладно. Буду звонить.

Хотел поцеловать, но Машка отвернулась. Чмокнул, куда попал – в уголок надутых губ. Сейчас, конечно, побежит к зеркалу – помадой подкрашивать. Испортил ей красоту, понимаешь ли.

Нет, надо все-таки для нее другую работу найти. В детской больнице, например. А то тут ходят всякие… Вон, пожалуйста! – поднимается по лестнице. Не красавец, конечно, и не очень молодой, но Машке такие нравятся. Гладкий-бритый, в костюме, при галстуке. И туфли чистые. Не в трамвае ехал. Телефон у него в кармане пиликает. Сейчас послушаем, что ты врать будешь.

- Да. Нет, не могу. У меня сегодня совещание. Да, в воскресенье. Комиссия из министерства работает. Я сейчас не могу говорить. Позже позвоню. Пока.

Совещание у него, ну-ну. Сейчас, конечно, тут торчать бесполезно – Машка при мне виду не подаст. А может, все-таки, этот тип не к ней пришел, а на самом деле – к врачу? А по телефону врет, потому что не про каждого врача можно рассказать, даже жене. Вон он как покраснел, озирается. Первый раз тут, наверное.

НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР

Ну и заведение! Грязно, и краской воняет. Ненавижу запах масляной краски, с детства ненавижу! Так в школе всегда пахло первого сентября. Ремонт делали перед самым началом учебного года.

Боже, куда меня занесло? Вроде, тут всегда поликлиника была, а сейчас что? Вахтер на входе, пустые коридоры, доски какие-то штабелями… Ремонт? А почему тогда этот врач тут принимает? Хотя – без разницы. Может, даже лучше, что здесь пусто. Меньше народа – меньше глаз, ушей, разговоров, лишних вопросов.

Ну вот, только подумал – и на тебе! Тут же звонок с расспросами. И тип какой-то на лестнице навстречу попался, посмотрел с подозрением.

На втором этаже ничуть не лучше, чем на первом. И запах краски еще сильнее, потому что на лесах мужик с ведром и валиком.

Где же шестой кабинет? Этот, что ли? Номера на двери нет, но след от цифры остался. А над дверью бумажка приклеена. Знаю я этот чертежик – крест, линии, буковки. Мы в офис тоже батюшку приглашали, и такие наклейки теперь на всех стенках. Здесь еще и иконка небольшая в углу. Так, этот вопрос надо сразу прояснить.

Постучал, вышла медсестра. Ножки – первый сорт! Были бы туфельки фирмовые, был бы высший.

- Здравствуйте! Вы записывались?

- Да. На десять тридцать.

- Анатолия Михайловича пока нет. Присаживайтесь, – и хотела в кабинет вернуться, но лучше спросить прямо сейчас, пока больше нет никого.

- Девушка, извините… Это ничего, что я некрещеный?

- А какая разница?

- Ну, не знаю, некоторые молитвами лечат, перед иконами заговаривают.

- Нет, у Анатолия Михайловича другой метод, – и скрылась за дверью, но через несколько секунд снова выглянула и протянула буклет. – Вот, почитайте пока.

Нашел стул почище, сел. Ладно, почитаем… И кто все это сочиняет?! Сначала – тупо реклама: «Только наш метод… Только здесь… Гарантия результата…». А когда дело дошло до конкретики – ничего не понятно. Сплошные гамма-глобулины и антиоксиданты.

Если бы тесть этого врача так не нахваливал – повернулся бы сейчас и ушел. Но он говорил – такого спеца больше не найдешь. Другие врачи требуют кучу анализов, да еще начинают отфутболивать друг к другу. Как тот терапевт, конопатый: «С этой проблемой идите к нефрологу». Пошел, записался, очередь отстоял, время потратил, снова анализы, деньги, но без толку – нефролог ничего не обнаружил. Вернулся к конопатому, а он смеется: «Я вам порекомендовал к неврологу обратиться! Заодно можете к отоларингологу заглянуть, слух проверить».

Послал его и не пошел больше никуда. Какой невролог, когда тошнит? В желудке все дело, желудок подводит в самые ответственные моменты. Во время доклада у начальства, например. Или, допустим, человек пришел. Ты с ним месяц договаривался – и так, и эдак, намеками объяснялись, пока поняли друг друга. Но всегда остается страх: а вдруг подстава? И вот в нужный момент тебе конверт протягивают, а тебя тошнит так, что вот-вот вывернет. На сверкающий стол, на собственные отутюженные брюки. Как стошнило сорок лет назад, во втором классе, на новые брюки школьного костюмчика. Но тогда понятно было, отчего: первое сентября выдалось жарким, а в кабинете крепко пахло свежим ремонтом, и к тому же все вокруг было заставлено банками, в которые классная поставила свои букеты. Духота и масляная краска плюс астры с гладиолусами – вот и вывернуло. А сейчас-то почему? И как от этого вылечиться? Одна надежда осталась на этого врача. Пусть скажет, что делать.

О, а вот и следующий пациент. Интересно, у этого какие проблемы? Веселый, аж светится. С такой физиономией обычно по бабам бегают, а не по больницам.

БИЗНЕСМЕН

Больница – супер! Здесь бы музей устроить. Музей советской медицины: стеклянные шприцы, резиновые грелки, костыли свежеоструганные, неподъемные. А смотрителями набрать мрачных толстых теток, которые будут на посетителей орать: «Куда по мытому?». Или организовать здесь лабиринт для пейнтбола. Отличные получились бы стрелялки в этих закоулках! А здание, похоже, кто-то уже прибрал к рукам. Наверняка какой-нибудь пень без фантазии... Вот такой вот пень, надутый и в галстуке. Пожалей, Боже, несчастных, которые и по воскресеньям вынуждены напяливать на себя эту удавку.

- День добрый. Я за вами буду?

- Не знаю. Мне на десять тридцать назначено.

- Тогда вы за мной. Мне на десять.

- Значит, вы опоздали.

- То есть?

Интересное кино. Как раз пораньше вышел, чтобы с запасом, и в итоге приехал рано, на часах девять сорок.

- Вы часы перевели?

Господи, забыл! Действительно, телефон показывает – десять сорок.

- И врача, кстати, пока нет, - продолжил пень.

- Нет?! Не хватало, чтобы и сегодня что-то случилось. Я к нему уже год попасть не могу! Каждый месяц записываюсь, и всякий раз не получается. Знаете, сколько в году месяцев?

- Знаю. Десять. Без НДС.

Классная шутка! Запомню. Интересно, откуда такой пень-хохмач.

- Вы где работаете?

- В компании «А».

- То есть?

- В налоговой.

- А-а-а…

Ты гляди, они там развиваются, в своих кабинетах. Шутить учатся, самоиронию отращивают. Прогресс налицо.

Так, значит, придется ждать? Ладненько. Интересно, а вай-фай тут есть? Или тут реалити-шоу «каменный век» с глубоким погружением?

Оу, а это у нас медсестричка? Симпатяшка. С такой можно и каменный век пересидеть, а лучше – перележать. Вышла с блокнотом, у налоговика фамилию спрашивает. Он, конечно, Иванов, кто бы сомневался! Но медсестре явно все равно, настоящая фамилия или псевдоним. У нее тут, наверное, каждый второй Иванов. А каждый первый – Сидоров. Она, скорее всего, фамилию так, из вежливости спрашивает, а на самом деле в своем талмуде нас по номерам запишет. Увела номер первый в лабораторию, чтобы кровь взять. Мы с ним, кстати, так и не разобрались, кто из нас первый.

Она сказала: всем надо будет сейчас кровь сдать. Какой-то экспресс-анализ. Десять долларов. У них тут полная анархия – цену в долларах называют. Ну да, чего церемониться? Чтобы два раза не менять.

Номер первый из налоговой вяло потрепыхался, типа у него бумажек со всякими анализами – целый портфель, но сестрица непреклонна: «У Анатолия Михайловича собственная методика, без этого анализа он вас не примет и диагноз не поставит. Он, конечно, врач от Бога, но все-таки не Господь Бог».

Судя по фотке на плакате – если на ней этот самый Анатолий Михайлович, - да, не бог. Нормальный мужик, мой ровесник, наверное. Взглядом буравит – в гипнотизера играет. Хотя – пусть изображает из себя кого угодно, хоть всевышнего, лишь бы что-то толковое посоветовал. Может, есть все-таки какой-то способ? А то свалилась эта холера… Вроде бы, ничего особенного, аллергия, у кого сегодня ее нет? Один апельсины есть не может, другой чихает, когда деревья всякие цветут. Таких – пруд пруди, а мне редкая аллергия досталась. На латекс. Ну, допустим, бросил я из-за этого бассейн – там и шапочки, и коврики в душевой с этой дрянью. Ну, от медицинских перчаток сыпь, но с этим я все-таки сталкиваюсь редко – стоматолог раз в пару лет, да и все, пожалуй. А вот что касается некоторых интимных предметов… Как там, говорят, раньше их называли? Изделие номер два? И без них невозможно обходиться, и с ними плохо. И ведь никогда никакой аллергии не было – ни в детстве, ни в юности. И вдруг у взрослого обнаружилось. Пусть бы на что другое! На продукты, на запахи… Кстати, почему тут вонища такая? Ага-а, так я не один здесь?

- Любезный, ты там наверху поаккуратней, а то я в новой куртке.

А вот и следующий пожаловал. Руководит по телефону командным голосом:

- Что нового? Саперы уехали? Работают еще? Понятно. Пока не закончат – оцепление не снимать.

Телефон спрятал и начал крайнего искать. Сразу видно, что из милиции. Объяснил ему, что я не крайний, я предпоследний. То есть первый. А второй кровь проливает.

Интересный тип. Внешность самая стандартная, рядовой из рядовых, а голос жесткий, говорит с напором. Начальник-командир. Как услышал, что сначала надо кровь сдать, сразу решил:

- Мне не надо, у меня справка.

- Анализам из внутренних органов они не доверяют. Только из внешних.

ПРАВООХРАНИТЕЛЬ

Ты гляди, наблюдательный какой! «Внутренние органы»! Да, внутренние. Сам-то, интересно, что за тип?

- А вы чьих будете?

- Из купцов.

Ясно. Какая-нибудь фирма «Ройся-копайся», год назад создана, вот-вот лопнет, в штате четыре с половиной человека, включая президента и коммерческого директора, а туда же – купцы, мать их!

За ним я, получается? Нет, за тем, который в лаборатории. Третий, значит.

Давно я в очередях не стоял. И не сидел. А ведь раньше – ни дня без этого: «Я за вами буду. За мной просили не занимать, у них обед через двадцать минут. И в соседнем окошке тоже». Начиная с детской поликлиники, куда приходил за руку с мамой, и далее – много лет подряд. Утренняя очередь за молоком, летняя за квасом. Бесформенная толкучка в школьном буфете, чтобы пообедать. Строгая очередь в райкоме комсомола – чтобы вступить. Хвост к железнодорожной кассе – чтобы поехать. Даже к ресторану, куда тетка устроила сразу после армии официантом, по вечерам выстраивалась цепочка желающих поужинать. Сегодня это дико звучит – очередь в ресторан, но тогда было в порядке вещей. Свое право попасть в заведение надо было отстоять, как и любое другое право или желание.

Когда ты вырос в очередях, они не раздражают и не возмущают, а кажутся естественными, как хвост у кошки. Но когда видишь жуткое число, которое означает твой порядковый номер в квартирной очереди, то понимаешь, что это совершенно безнадежно, и обещанное светлое будущее с собственной квартирой для каждой семьи никогда не наступит. Именно поэтому, когда администратор ресторана, промакнув платком раннюю лысину, вдруг сказал: «Хочешь, в органы устрою?», - согласился, почти не думая. Там, разумеется, тоже не сразу квартиру получил, но все-таки перспективы с жильем и прочими благами были ясные.

Так сменил одну форменную одежду на другую, и клиенты тоже поменялись. Ну, а потом вообще изменилось все вокруг. И очереди тоже – одни просто исчезли, а другие стало возможно обходить. «Вам – вне очереди». Может, по большому счету, ради этого «вне» – все, что делаю. Всегда и любыми способами старался избежать этого коридорного ожидания, а вот сегодня придется. Ну, ничего, потерпим разок.

Ага, вот и второй – из лаборатории выходит, с ваткой на пальце, а за ним – медсестра:

- Следующий!

А может, все-таки, сойдет?..

- Девушка, у меня справка, развернутый анализ.

- У нас своя методика. Экспресс. Натощак. Десять долларов.

- А валютное регулирование?

- Чтоб два раза не менять.

Интересно, чего этот купец ржет? А медсестра губы поджала:

- Не нравится – обращайтесь в районную поликлинику. Там лечат даром.

- Что правда – то правда. Ладно, уколемся еще разок.

Купец рыпнулся:

- Вообще-то сейчас моя очередь.

- Мужчина, врача пока нет, все успеете, - успокоила медсестра.

Да, пока врача нет – без разницы, кто за кем. Но все равно приятно, что проскочил впереди этого, веселого. Тот только рукой махнул и поинтересовался у медсестры:

- Девушка, а как у вас тут с вай-фаем?

- Примерно так, как с бесплатной медициной.

- Понял, - вздохнул номер второй.

Я пропустил медсестричку вперед, а когда за собой дверь лаборатории закрывал, то увидел, что в холле появились следующие, парочка. Впереди дама, вся из себя, за ней муж. Оп-па, а я его, кажется, знаю. Откуда? Лицо знакомое, но… Ладно, сначала кровь, потом разберемся.

ДАМА

Так я и думала! Говорила же Боре, что надо пораньше выехать, а он успокаивал: «Я договорился, он примет. Сегодня же воскресенье! Какие еще пациенты в воскресенье утром?». Пожалуйста – двое уже под дверью и еще один в кабинет зашел. И что теперь? Сидеть тут, в этой грязище? Ладно, сейчас ускорим процесс. Вроде люди приличные, должны понять.

- Здравствуйте. Кто последний?

- Не я! - оба сразу, хором. А второй, который помоложе, уточнил: - Последний из могикан анализы сдает. А вы на какое время записаны?

- Анатолий Михайлович пообещал Бориса Семеновича, учитывая его пост, принять без очереди.

Тот, что постарше, в галстуке, скривился:

- Мы все постимся, но это не мешает записываться.

Ужасно! Должны же люди одного круга поддерживать друг друга, относиться с пониманием?! Ведь сразу понятно, что этот мужчина тоже при должности. Мог бы быть тактичнее и не отвечать так, а подойти, и между собой, в сторонке, мы бы деликатно разобрались. А он нахамил. И врач тоже хорош! Обещал, что примет. Скольким же он это пообещал? И что нам тут теперь – полдня сидеть? Безобразие. И пожаловаться некому, ни главврача нет, ни дежурного или администратора какого-нибудь. Довели медицину! Везде бардак! И хам этот – «записываться»! Ну знаете!

- Я оценила вашу шутку, но Борис Семенович…

А Борис Семенович, конечно, меня останавливает, успокаивает, и будем мы теперь в этой очереди сидеть неизвестно сколько. Его интеллигентность нужна в ресторане, где три вилки и три ножа возле тарелки, а вот в поликлинике деликатность не нужна. Тут надо вспомнить, как раньше в толпе к прилавку пробивались, и – локтями, локтями!..

ЧИНОВНИК

Галя, Галюша… Ну, зачем сразу скандал устраивать? «Учитывая пост…». Ясно же, что тут не четвертое управление. В таком месте на должность намекнешь – просто пошлют, и все. А может, найдется кто-то должностью повыше. Говорят, к этому доктору весь облздрав ходит и своих родственников сюда направляет. Тут вряд ли люди с улицы, а Галюша напирает. Пришлось взять ее за локоть:

- Галя, в очередь – значит, в очередь. Будем за тем господином.

А тут и господин из лаборатории вышел. Нет, скорее все-таки – товарищ. А лицо знакомое! Ох, неудобно в упор рассматривать, но надо вспомнить, кто это. Из муниципалитета, что ли? Когда я там в последний раз был? Недели две назад. В канцелярию заходил, но там одни дамы.

Может, в бассейне с ним пересекались? Надо еще раз на лицо взглянуть, на фигуру. Душ, шапочка, голый?.. Нет, не вяжется. Не складывается картинка.

Покурить бы! Под сигарету думается лучше.

Может, он из просителей?

Так, и он на меня поглядывает... И тоже старается не показать, что мы знакомы. Наверное, я ему когда-то участок оформлял. Лицо у него самое обычное, а вот подбородок приметный. Посередине не ямочка, а целая канавка, которая подбородок пополам делит.

Курить хочется.

Курить… Сигарета… Да!

Он тогда закурил. Я смотрел на его сигарету, а в глаза лезла эта бороздка на плохо выбритом подбородке. Потом я не выдержал и попросил у него закурить. И он дал. Не пачку протянул, а вытащил из нее одну сигарету и положил передо мной на стол.

Да, это он. Не может быть!

- Девушка, где у вас тут можно покурить?

Медсестра, которая вышла из лаборатории, чтобы пригласить следующего, махнула рукой в сторону пожарного щита возле лестницы. Уйти туда поскорее, в темный угол, отвернуться к стене, якобы рассматривая план эвакуации, затянуться – и успокоиться. Не может быть, чтобы он меня вспомнил! Двадцать пять лет прошло. У него таких, как я, было…

За спиной – смех медсестры, которая повела сдавать кровь этого, который про последнего из могикан сказал. Он опять хохмит, спрашивает страдальческим тоном, будет ли больно, и уже на пороге лаборатории, обернувшись к очереди, громко и с надрывом заявляет:

- Если я погибну, считайте меня коммунистом!

Закрыл за собой дверь, но через секунду высунулся и добавил:

- А если не погибну, то не надо!

Я следующий на анализ. Надо к Гале вернуться, в очередь.

- Огоньком не угостите?

Он подошел очень незаметно и вопрос задал тихо. Вот он – ближе, чем тогда, когда нас разделял его стол с грудой бумаг. И теперь прямо передо мной его сигарета, его тонкие губы и подбородок, разделенный бороздкой надвое.

ПРАВООХРАНИТЕЛЬ

Двадцать пять лет назад он был бледным, тощим и напуганным. Испуг понятен – ему светило до десяти лет. А вот лицо, не тронутое загаром, в середине лета в южном городе – это было странно. Но в причины я тогда не вдавался. Что у этого парня случилось, почему он, студент, связался с ранее судимым соседом и его компанией? Вникать было ни к чему, да и некогда, дел – по горло. И впаял бы я этому студенту на всю катушку, и даже лишнего мог бы навесить при желании, но старший следак посоветовал: не топи. «Он слабый. Чем больше дашь, тем больше у него шансов из зоны не вылезти никогда. А так, может, еще и выкарабкается».

Пытался поспорить тогда со старшим, типа – какая мне выгода? Тот отвечал: «А может, и будет выгода». Какая, ну, какая? Что я им тут, Макаренко? Да и парень не малолетка, мог бы мозгами пошевелить, квартирные кражи – это ж не хулиганка какая-то, а серьезная статья. Правда, сам студент вроде по квартирам не ходил, пальчиков его не нашли, но пас хозяев, и вещички у него кое-какие нашли. И вообще, там организованная группа, особо крупные размеры… Короче, весь букет. И при желании его пальчики в квартирах вполне можно было «найти». Однако решил тогда старшего уважить, типа прислушался и спустил все на тормозах. А теперь очень интересно – прав был старший или нет? Завязал мой бывший клиент или продолжает? Сегодня по внешнему виду этого не поймешь.

Пойду, покурю с ним.

- Огоньком не угостите?

Вздрогнул. Зажигалку протягивает, а глаза отводит. Узнал, значит. А вдруг я про него забыл? Поиграем немножко.

- Видали юмориста? Который кровь пошел сдавать. Скромное обаяние буржуазии… Свежий русский.

Клиент бурчит что-то невразумительное, гасит бычок и пытается вернуться на свое место. Придется за рукавчик придержать.

- Кстати, ваше лицо мне знакомо. Где мы с вами могли встречаться?

- Мало ли, – нервно улыбается, глазки бегают. – Вы случайно не ходите в спорткомплекс?…

- Нет. Спорт – не мое. А вы не проходили по делу?..

- Нет! – перебил шепотом, еле слышно.

- Да ладно вам! Серия квартирных краж. Давно дело было, лет двадцать назад. Нет, даже больше, двадцать пять.

- У вас отличная память.

- Не жалуюсь. Я даже помню, что статейку вам по молодости мягкую подобрал.

- Да. Но все-таки пять лет пришлось отдохнуть. На берегу Святого Лаврентия… Палыча.

- А потом? То есть – сейчас?

- Не-не-не! Когда выходил – пинок под зад дали, чтоб не возвращался. Сразу завязал.

- И не жалеете?

Вижу – успокоился немного мой клиент, уйти не пытается, снова закурил и философствовать начал:

- Уголовный мир должен быть маленьким, для узкого круга. А когда все в стране воруют, теряешь интерес к профессии. Пошел другим путем.

- Каким же? Где трудитесь?

- В областной администрации, земельные наделы отвожу.

- А на службе знают про?..

- Так это когда было! При старом режиме.

Затушил сигарету, натянуто улыбнулся.

- Сергей Никитич…

Ты гляди, не забыл!

- …я тут с женой, и мне бы не хотелось, чтобы она поняла, что мы знакомы.

- Договорились. Кто старое помянет…

- Вот-вот.

Еще раз придержал его за рукав:

- Если обращусь к вам, не откажете?

- Ну что вы! Как говорится, свои люди – сочтемся. Заходите, – и направился к своей законной.

Вот это встреча!

А старший, значит, был прав. Во всем прав.

МАКЛЕР

- Помещение подходит вам просто идеально. Аккуратненько, пожалуйста, тут ступеньки. Сейчас посмотрите второй этаж – там холл и несколько кабинетов.

Клиент молчит, пыхтит, галстук поправляет на толстой шее. Кого я только не водил сюда за последнюю неделю, и вот надо же – пастор какой-то. Или не пастор? Как у них батюшка называется? Визитку его в карман сунул, теперь неудобно при нем достать, чтобы посмотреть, кто он по должности и какая у него компания. Ну, не компания, а что у них там? Религия.

- Вот закончим перепланировку на первом этаже – и там будет большой зал для собраний ваших клиентов.

- Паствы.

- Да-да, конечно, паствы. И ваши адвентисты пятого дня…

- Седьмого.

- Простите! Все семь дней будут здесь как у Христа…

Блин, а может, у них не Христос? Как бы чего лишнего не ляпнуть.

- В общем, будете тут как у бога за пазухой.

Доползли, наконец, до второго этажа, а тут сюрприз – пациенты. В воскресенье! Не ожидал. Блин, когда же эти айболиты отсюда совсем свалят?! Невозможно работать. Уже двух клиентов из-за них потерял. Люди увидели, что врачи здесь еще принимают, и отказались. Говорят: нам срочно надо, а у вас помещение не свободное. А вдруг этот тоже спешит?

- Вот тут можно сделать купель… Или нет?.. Простите… А… алтарь? Нет?.. А вот здесь можно устроить ваш кабинет и приемную.

- Кабинеты можно посмотреть?

- Да, конечно. Сейчас…

Одну дверь подергал – заперто, а следующая оказалась открытой, слава Аллаху! Этот предводитель секты галстучек поправил, кабинет осмотрел, попрыгал. Полы проверяет. А что он в этом соображает? Из кабинета снова вышел в холл, стал посредине и как гаркнет: «Братья и сестры!». Пациенты на своих табуреточках замерли, из лаборатории медсестра выскочила и мужик на лесах валик чуть не выронил. А этот еще раз крикнул: «Мир Божий!», и негромко пробормотал: «Неплохо».

Мне бы его быстренько на первый этаж увести и там уже, наедине, дожимать, но ему тут, в холле, понравилось – ходит, осматривается. Встал перед картиной, любуется. Не хочется при пациентах продолжать, но – что делать?

- Ну? Соглашайтесь, падре… Святой отец? Ваше превосходительство! Простите, преосвященство. Ну, по рукам? Давайте так: едем прямо сейчас к нотариусу, оформим задаток, и можете хоть завтра начинать ремонт.

- Да, пожалуй. Начнем с этого холла. Зал для собраний будет здесь, на втором этаже. Все строго, в бежевых тонах. И панно «Кара за грехи».

Ну, слава тебе Господи, пошел к выходу. Сейчас задаток оформим. Главное – уйти отсюда поскорее, а то хворые пялятся, и этот, который на лесах, тоже уставился.

ОН

Две недели уже этот парень водит сюда людей. Они внимательно рассматривают холл, заглядывают в пустые кабинеты, стучат кулаками по стенам, топают изо всех сил. Кто-то разворачивает рулетку и набрасывает в блокноте план помещения, кто-то фотографирует или снимает видео на телефон, а сегодняшний покупатель акустику решил проверить.

Теперь те, что сидят под кабинетом, перестали коситься друг на друга и дружно обсуждают маклера с проповедником.

- Здание продают, здесь будут баптисты, иеговисты… - объясняет серьезный мужчина своей супруге. - Сейчас все сектанты в законе, прости меня, Господи.

- Для церкви любое здание не подходит, - веско замечает дама, поправляя золотой крестик на груди. - Нужна особая аура, намоленное место.

- Правильно, поликлиника – самое то! – говорит веселый. - Знаете, как иногда в очереди к врачу молятся? Или когда результаты анализов ждут.

Он смеется – и даже не представляет, насколько прав, и какие молитвы тут рождаются. Взлетают к потолку горячие слова раскаяния, просьбы о помощи и, конечно же, клятвы в будущем не делать глупостей. Для того, чтобы услышать эти мольбы, даже не надо протягивать руку в сторону очереди. Слова сами поднимаются сюда, наверх, к лесам, словно невидимые мыльные пузыри. Наполненные страхом, они парят, а потом беззвучно лопаются – как только врач произнесет: «У вас ничего серьезного».

…О, а вот и соседи пожаловали. Двое в черных костюмах, один в гладком, у другого пиджак в едва заметную серую полоску. Гладкий зычным басом на ходу говорит полосатому:

- Делегации встречать от-ка-зы-ва-юсь! С нашей-то железной дорогой! Спасибо, сегодня поезд всего на двадцать минут опоздал. А в феврале – почти на три часа! В лаковых туфлях. Представляешь? Хронический бронхит. Нет, никаких встреч! Только похороны! Медленно и печально. Надо отдать должное покойникам – они практически никогда не опаздывают.

Полосатый молча кивает. Вместе они пересекают холл и заходят в туалет.

На этот раз в очереди – никаких обсуждений. Все молчат, недоуменно переглядываются. А тут еще сверху, с третьего этажа донеслась грустная мелодия, которую выводит невидимый тромбон.

- Да, нескучно тут, - озадаченно хмыкнул веселый.

Наконец, гладкий с полосатым выходят из туалета и направляются обратно, к лестнице. Теперь говорит тот, что в полосатом пиджаке:

- Он – Талейран! Киссинджер! Везде договаривается! На кладбище, в крематории – все схвачено.

Они еще не успели уйти, когда из лаборатории выглянула Мария:

- Следующий!

Но тот, что пришел первым, остановил ее:

- Девушка, на минуточку, - кивнул вслед выходящим и спросил громким шепотом. - Вы не знаете, кто это?

- Духи, - коротко объяснила Мария.

- Афганцы? – уточнил мужчина с ямкой на подбородке.

- Вы что, не слышите? – удивилась Мария. – Играют. Репетируют. У нас на третьем этаже театр духовой музыки.

И в самом деле, печальный тромбон замолчал и раздалась разухабистая мелодия «Купите бублички!».

- И это духовная музыка? – переспросил первый.

Мария посмотрела на него, прищурившись: какие сегодня собрались – то ли плохо слышат, то ли туго соображают. Объяснила еще раз, по слогам:

- Ду-хо-ва-я! Лабухи. Свадьбы, похороны, встречи, проводы… Ну, кто у нас следующий? То торопитесь все, то не спешите.

Муж дамы поднялся и сделал шаг в сторону лаборатории, но тут в холл влетел коротко стриженый и крепко сбитый парень. Модный пиджак на бицепсах чуть не лопается. Любит Мария такие сильные руки. Ах, Мария…

Парень быстро, словно тень, скользнул вперед и очутился между пациентом и медсестрой.

- Вы разрешите? Я на минуточку!

Взяв Марию под руку, он увел ее в лабораторию и закрыл за собой дверь.

ЛЮБОВНИК

Только вчера тут был – и вот, тыц-здрасьте, пришлось вернуться. Нет, конечно, Манечка – девочка суперская, каждый день ходил бы, но сегодня куча других дел, а пришлось все бросить. Утром встал, начал собираться – часов нету! Всю хату перерыл – нет нигде. А телек включен, и вдруг говорит кто-то: «Не укради!». Смотрю – по ящику поп умные мысли толкает. «Не укради!», говорит. Ну, соображаю, кто ж мог мои котлы помыть? А поп дальше гундит: «Не прелюбодействуй!». Тут до меня и доперло, где я расслабился.

- Ты что тут забыл?

- Себя, Манечка. И часы.

Маня, видно, думала, что я с утра пораньше к ней потискаться прибежал? Обиделась, фыркнула:

- Себя ищи в другом месте, а часов я не видела.

- Да точно у тебя, тут!

- Пожалуйста, смотри. Только побыстрее, а то у мужа сегодня вахта бдительности.

Блин, здесь и искать-то негде. Стол и шкафчик прозрачный со всякими врачебными стекляшками. Кушетка, которая скоро развалится, потому что на наши с Маней отношения не рассчитана. На подоконнике какая-то колючка в горшке сохнет – и все.

Знатно я лоханулся. Думал – приду, а они тут, на столе, лежат? Ага, два раза.

- Ну я, в натуре, расчехлился не к месту…

Так, а эти, которые под кабинетом сидят? Кивнул на дверь:

- Кто из этих сюда заходил?

- Ты что, с ума сошел? – зашипела Маня. – Здесь уважаемые люди, блатные.

Ну да, блатные, как же! Все лохи, за километр видно.

- Слушай, Машуня, я у тебя посижу.

- Зачем?

Не стал дальше толковать, вышел из лаборатории.

- За кем буду?

Мужик в костюмчике отозвался:

- За мной.

Маня этого мужика в лабораторию позвала, но он сам не пошел, жену свою вперед отправил: «Галюша, иди ты». Вот с него и начну.

- Который час, не скажете?

Мужик рукав на пиджаке поднял.

- Вижу-вижу…

Тоже, кстати, годные котлы. Но не мои.

А впереди еще трое чувачков. Придется тут посидеть, чтобы потом у них время спросить. А может, получится и так, без вопросов, на их руки поглядеть. Вон первый, который под дверью сидит, в карман полез, рукав приподнялся…

А чего они все на меня вылупились?

- Молодой человек!

- Я?

- Ну, а кто?

Блин… Оказалось, пока я их рассматриваю, какая-то телка приперлась и спрашивает, за кем занимать. А я же типа в очереди. Значит, эта худая рыжая за мной.

ЖУРНАЛИСТКА

- Добрый день, я к Зайцеву. Кто последний?

Все выразительно посмотрели на одного парня, а он почему-то молчит и смотрит на соседей. Наконец, один из очереди окликнул его, и парень обернулся:

- За мной будете.

Пять человек впереди. Врач, и в самом деле, популярный. Надо бы попробовать с кем-то из его пациентов поговорить.

О-о, это не сумка, а черная дыра! Вместительная, конечно, но сигареты пока найдешь… А когда найдешь, то поймешь, что курить нечего. Точно, вчера в редакции выкурила предпоследнюю сигарету и положила пачку в сумку. А потом туда же в гастрономе загрузила кирпич бородинского, банку с оливками, еще кучу всякого – и пачку раздавила. Сигарета, конечно, есть, но смятая, кривая, и табак высыпается. Жалкое зрелище.

- Прошу!

Мужчина протягивает пачку. Не тот, за которым очередь заняла, а другой. Мой ровесник, скорее всего. Симпатичный, улыбается. Жалко, что у него «Кэмел», терпеть не могу.

- Спасибо, а здесь можно?

- Здесь – нет, а вон там - легко, - показал на пожарный щит в углу. – Разрешите сопроводить?

Ладно, дареному верблюду в зубы не смотрят, покурим. А заодно начнем блиц-опрос.

- Скажите, вы у этого врача уже были?

Мужчина поднес зажигалку, потом затянулся сам.

- Нет, в первый раз. Но друзья рекомендуют. Говорят, что он любые проблемы решает.

- Мне тоже посоветовали, но я, честно говоря, толком не поняла, как здесь лечат.

- По анализу крови расписывают, как жить. С кем, когда и сколько. Что носить, что снимать. Кем работать, кем не работать.

Он говорит с сарказмом. Интересно, зачем тогда пришел, если не верит? Или верит, но просто стесняется этого? Скорее всего.

А вообще-то материал может получиться – бомба. Начнем с того, что у каждого модного эскулапа довольно однородная аудитория. У Волкова с его гемокодом в очереди, например, одни дамы. Когда кошелек позволяет тебе есть, что угодно, начинаются метания. Стать вегетарианцем или даже веганом? Или заняться сыроедением? А может, так, как придумал этот врач, – питаться строго в соответствии со своей группой крови? Ну, а здесь, в очереди у Зайцева – только мужчины. Причем, все в униформе чиновников: костюм – рубашка – галстук. И все, значит, готовы ради здоровья изменить свой образ жизни? Занимательно.

Кстати, мой собеседник, Валерий, - представился, наконец-то! - не в костюме. Джинсы, джемпер, куртка.

- А вы где работаете, если не секрет?

- Не секрет, но коммерческая тайна! – ответил он и тут же рассмеялся, махнул рукой, будто о такой ерунде и говорить не стоит: - Да так, бизнес. Производим, продаем, покупаем… Всякое.

- А если врач скажет, что вам нужно заниматься чем-то другим? Переквалифицируетесь?

- Запросто. Не в первый же раз. А вы?

Не в первый… И у меня было то же самое. И мне пришлось забыть о первом образовании и учиться новому делу. Боялась, набивала шишки, а потом втянулась – и перестала думать о том, «мое» это или «не мое». Если все время сомневаться, далеко не уедешь и не заработаешь ни черта. Нет уж, больше никаких изменений курса. Вскапываем эту грядку, удобряем, сеем и ждем урожай. И никакие астрологи на крови меня с этого не свернут. Даже если бы я им верила.

- Я? Нет. Меня моя профессия устраивает.

- Какая, если не секрет?

- Древнейшая.

Не удержалась от этой избитой шутки – хотелось посмотреть, как у него вытянется физиономия. Так и есть: смотрит круглыми глазами. Карими. Красивыми, между прочим. Ладно, не будем долго держать паузу:

- И совсем не то, о чем вы подумали. Вспомните – «Сначала было слово». Я журналист.

Валерий засмеялся. Тут же заявил, что мама всегда мечтала женить его на журналистке и что интеллигентные женщины – его слабость, а потом предложил:

- Хотите, я за вас кровь сдам?

- Зачем?

- Нам тогда пропишут одинаковый курс лечения. А иначе врач может посоветовать нам разный режим дня, и мы не сможем вместе поужинать.

Про ужин он зря сказал. Есть хочется ужасно. Конечно, и в мыслях не было идти сюда натощак, как предупредила по телефону девушка. Просто – проспала. Плохо переношу этот момент, когда переводят часы, каждый раз организм перестраивается с трудом.

Правда, вчера мелькнула мысль: а может, тут и в самом деле принимает гениальный врач, и имеет смысл отнестись к его советам серьезно? И он поможет… И тогда, наконец, я смогу… Нет, об этом лучше не думать.

- Ну, так как? Поужинаем вместе?

- Надеюсь, до ужина мы здесь не просидим.

- И я надеюсь. Значит, пообедаем?

Судя по всему, с бизнесом у него все в порядке – при такой настойчивости.

- А может – ну его, этого целителя? Позвольте пригласить вас на завтрак! – сказал Валерий.

Некоторые считают, что все трудности нашей профессии – это «горячие точки» и криминальные расследования. А на голодный желудок отказываться от такого приглашения ради того, чтобы сделать материал, – это разве не подвиг?

- Нет, увы, мне обязательно надо попасть на прием.

- Ну что ж, я готов голодать до обеда.

Улыбнулись друг другу, одновременно затушили окурки и вернулись в очередь.

Нет, уходить, не дождавшись врача, мне нельзя. Заказ серьезный. Новый медицинский центр открывается, диагностика и терапия. Три этажа, нафаршированные новейшим оборудованием. Современные спецы, не только врачи, но и менеджеры с головой. Рекламу себе решили делать умненько. Вместо имиджевых картинок заказали нашему журналу статью-расследование о нетрадиционной медицине в нашем городе. Сумма приличная, плюс оплачивают расходы. И материал у меня вырисовывается – супер! Конторы, работающие по системе Волкова, расплодились, как кролики. Была в трех, везде сдала кровь и получила разные рекомендации. А здесь, у Зайцева, вообще пахнет аферой. Место странное, врача до сих пор нет, а тут еще медсестра вышла из лаборатории с телефоном в руке, внимательно на всех нас посмотрела, в трубку сказала: «Шесть», – и опять ушла. А нас тут, между прочим, не шесть, а семь человек. Оказывается, передо мной еще один пациент – дамочка. Она в лаборатории была, когда я пришла, кровь сдавала. Неприятная особа, медсестре вслед глянула и давай бубнить – «Безобразие, вид вне всяких приличий, а ведь спецодежда врача это…». Тут мужик в белом халате пришел, она и умолкла.

ПРОДАВЕЦ

Каждый раз, когда тащу эти огромные сумки, думаю, что в следующий раз возьму меньше. Но никак это счастливое время не настанет, даже наоборот. Теперь, чтобы прокормиться, приходиться выносить все больше и больше.

Что тут у нас? Есть клиенты, хоть и воскресенье. Мне здесь нравится - всегда люди толпятся, сидят на стульях в коридоре, стоят под кабинетом, врача караулят. Врач известный, мой двойной тезка. Никогда его не видел, но говорят, мы даже похожи. Здесь можно даже в воскресенье товар продать, а для меня это очень важно. Универсамы же без выходных работают. И медсестра приятная, не прогоняет никогда, понимающая.

- Маша, я пришел!

- Толик? Я сейчас.

Мне обязательно распродаться надо, иначе мясо испортится, а я всю неделю старался, обвешивал. В универсаме, где я работаю второй год, условия хорошие, одно плохо – это не рынок, здесь товар проходит через кассу, излишки покупателям не продашь.

Многие рынок не любят, а мне там нравилось. График более свободный, много общения, узнаешь новости, городские сплетни, это всегда интересно. Каждый день видишь новых людей. Из плохого – комфорта мало, зимой холодно, летом душно, к тому же часто драки и спиртное рекой, низкого качества вино и водка в грязной таре. Но это уже от человека зависит. Можно не пить, никто не заставляет.

Я ни за что бы с рынка не увольнялся, если б не ужасный запах в мясном корпусе. Мне лично не мешало, я к нему, как к аромату своей туалетной воды, привык, а вот домашние взбунтовались, потребовали менять место работы. Кушать все хотят, а запах терпеть никто не согласен.

Конечно, не об этом я мечтал, поступая на экономический факультет. Прекрасное было время, учился легко, к тому же - один парень среди потока барышень. Сложно было только в колхозе, все самые тяжелые работы были мои, да и вообще, как бы ни хотелось помочь всем, это было нереально, поэтому кое-кто из красавиц до конца учебы на меня обижался. А красавиц у нас было... друзья мне завидовали! Выбирать себе невесту было из кого, но моя половинка сразу нашлась, и преимуществами ситуации я не воспользовался, ни с кем больше не встречался. Так что можно сказать, молодость моя была чистой и радостной. Это потом все стало сложно и мрачно. Но так у многих в моем поколении. Я еще, слава богу, хорошо устроился, нашел место в торговле и себе цену знаю, поэтому не страдаю.

Семеро под кабинетом, дама на плакат с портретом врача смотрела-смотрела, потом мне - «Здравствуйте, Анатолий Михайлович!». Все вскочили, здороваются, улыбаются. Начало обнадеживающее. Решил сразу предложить весь ассортимент - сердце, почки, легкие, печень, все свежее и недорого.

- У меня с почками нелады, – пожаловался солидный мужчина в красивом галстуке.

- Возьмите сердце или печень.

- В каком смысле, доктор? - мужчина схватился за бок.

Ясно, болеет человек. Наконец из лаборатории вышла Маша. От ливера отказалась. Ладно, для нее у меня есть шея. «Чего сразу не говоришь? Вечно начинаешь… с почек» - ворча, пошла за деньгами в лабораторию.

- Господа, печенка свежая, сердце говяжье, легкие для кошек, собак. Никому не надо? – я сделал последнюю попытку.

- Нет, - ответила дама обиженно и расстроенно.

Гордые стали... Дети рынка. Свежая печенка никого не интересует! Раньше ко мне очередь была подлиннее, чем в Мавзолей. Шепотом просили. На себе показывали – кому заднюю часть, кому грудинку, кому язык… Особенно у дамочек это забавно получалось.

А ведь все можно вкусно приготовить, надо только не лениться. Лук, морковь добавить, потушить, специи бросить – их сейчас везде море продается – получается объедение.

Печенку, я считаю, надо есть регулярно, желательно, конечно, свежайшую и минимально обработанную. Тогда и гемоглобин будет в норме и иммунитет хороший.

А вот и Маша с кошельком.

- Сколько?

- Семьдесят.

- А совесть?

- Пятьдесят.

Я знал, что будем торговаться. Ладно. Отдаю сверток и ухожу. Хоть что-то продал.

МЕДСЕСТРА

- Девушка, стойте! И кто он? На Анатолия Михайловича похож.

Достал с утра уже этот в галстуке.

- Толик, мясник из соседнего универсама. Ну да, его побрить - родная мать не отличит.

- Просто двойник! И брить не надо! – командирским тоном перебил начальник.

- Ей виднее, где брить для полного сходства – не смолчал мужик в галстуке.

Звонок! Наконец-то, Анатолий Михайлович решил поинтересоваться, сколько человек пришло. Чуть было не сказала ему, что семеро, но в последнюю секунду сообразила, что седьмой – Паша, часы свои высиживает.

Зря он сидит, никаких часов в лаборатории не было, но спорить с ним бесполезно. Упертый, как осел. И такой же умный. Но зато в постели!.. Ну, не в постели, а на лабораторной кушетке…

Не думала, вот правда, не думала Мише изменять. А если и изменять, то только с серьезными намерениями. Чтобы развестись и за другого замуж выйти. Но с Пашей как-то само собой получилось… Его шеф к Анатолию Михайловичу приезжал несколько раз, а Паша при нем, охрана. Подмигнул, пошутил, потом после работы встретил. Так и завязалось. Конечно, у меня с ним несерьезно. Замуж за него я не собираюсь, даже если бы он и предложил. Но раз он сам приходит – что мне, прогонять его? Симпатичный, веселый. Главное, чтобы он с Мишей не столкнулся.

Кстати, интересно, где он, в самом деле, часы оставил? У кого? Неужели у него кроме меня кто-то есть? Может быть. Вот только непонятно: он сюда забегал вчера днем, и значит, сразу после этого поехал к какой-то?.. Вот козел!

И не только он, все они одинаковые. Все хотят, чтобы женщины были верными, а сами? Вот взять Анатолия Михайловича. Сейчас позвонил и сказал, что стоит в пробке, а сам у своей козы, я уверена. Видела их как-то вместе, случайно. Там смотреть не на что! Блонда крашеная, и попа у нее плоская. Что он в ней нашел? Молоденькая, конечно, да, это важно. Моложе его жены лет на пятнадцать.

ВРАЧ

Как всегда, последний день перед отпуском расписан по минутам, и Инны в этом расписании не было. Но на проспекте вдруг уперся в оцепление: милиция, пожарные, «скорые»… Гаишники направляют всех в объезд, а объезд этот как раз получается мимо ее дома.

Сейчас около одиннадцати по-новому. Значит, она уже должна быть одна.

На перекрестке тетка мимозы продает. Очень удачно!

…Глаза у Инны испуганные и обрадованные одновременно.

- Я думала, что ты уже на работе!

- Решил немножко опоздать. Твой давно уехал?

- На когда ты ему назначил – на тогда и уехал.

Обняла, целует.

Почему меня к ней тянет? Симпатичная, конечно, но не лучше других. Худенькая. Мне всегда нравились стройные, и Ольга в юности была хрупкая. Во дворце бракосочетаний по парадной лестнице ее на руках нес и вверх, и вниз – уже жену. А с возрастом вес набрала сильно и в фигуре, и в характере. Наверное, и эта ближе к сороковнику станет тяжелой и сухой, как позавчерашний хлеб. А пока – невесомая, повисла на шее, и всю ее можно удержать одной рукой. А вторую, кстати, можно пока поднять за ее спиной и посмотреть на часы.

Почувствовала, отстранилась.

- Что, пора уже? Зачем тогда приходил?

- Попрощаться. Я же вечером улетаю, так что недели три не увидимся.

Три недели! Да, может так получиться. А может, и больше.

Ну, приеду я в клинику через час. Или полтора… Может, клиенты тоже из-за этого оцепления задерживаются. Может такое быть? Вполне!

- Подожди минутку.

Набрал Машу, она сказала, что уже шесть человек пришли. Ладно. Могу я, в самом деле, в пробке застрять?

Первая пуговица на халатике, вторая… Сердце колотится. Ее или мое? Уже не разобрать…

Вдруг Инна открыла глаза:

- Толик, тебя же пациенты ждут! Ты же клятву давал!

- В хоре из трех сотен выпускников. Думаю, что он меня не запомнил.

Третья пуговица…

Инка снова закрыла глаза.

Кровать.

Обычно увлекаю ее на диван в гостиной, но сегодня ноги сами понесли в спальню. Сейчас, когда ее муж сидит на казенном скрипучем стуле под моим кабинетом, опрокинуть ее именно на эту кровать…

- Ты с ума сошел, - шепчет она еле слышно.

Нет, детка, я нормален. Сумасшедшие – это те, кто давят в себе природные желания и инстинкты, оправдывая это всякими древними этическими сложностями. Нельзя изменять супруге, нельзя спать с чужими женами и даже просто желать их – тоже нехорошо. Сначала забьют себе этим мозги, всю жизнь страдают и всех вокруг мучают, а потом приходят ко мне – глаза тусклые, губы трясутся, «доктор, что делать?».

- Да, мой ангел, я сошел с ума, от тебя…

…Все это замечательно, но к двенадцати я в клинику уже не успею, однозначно, а до самолета надо еще заехать домой за вещами. Машину на стоянку, такси, плюс дорога… Троих успею принять, не больше. Надо звонить Маше.

А вдруг этот решит меня не ждать и вернется домой? Нет, не должен. Я ему твердо обещал. Да когда станет известно, что на прием попадут не все, он из принципа меня дождется! У таких, как он, это желание в подкорке сидит – ухватить дефицитное, получить то, что не всем доступно.

А если все-таки он не станет ждать? Нет, надо закругляться и ехать.

Но тут Инка хитро улыбнулась:

- Ой, а у меня знаешь, что есть?

- Что? Что у тебя такое есть, чего я не знаю?

- Сейчас покажу. Только ты сначала скажи, что согласишься.

- На что?

- Ну, чтобы так, как я хочу…

- Что ты хочешь?

- Нет, ты скажи, что согласишься!

…Так, ладно, надо Маше позвонить.

МЕДСЕСТРА

Нет, это вообще как, нормально? Он там кувыркается, а я должна с его клиентами объясняться! Сейчас они скандалить начнут. Я здесь что – нянька?

Ну, ничего. Поорут – и перестанут. Зато половина уйдет.

Вышла к ним. Все затихли и смотрят так, будто приговор ждут.

- Анатолий Михайлович звонил. В центре что-то взорвалось или взрывчатку ищут, не знаю. Несколько кварталов оцепили, пробка огромная. Анатолий Михайлович сказал, что приедет часа через два, не раньше, и успеет сегодня принять только троих. Так что…

Дамочка, которая с мужем пришла, переспросила:

- Что?

- Трое могут его ждать, а остальные… Оставьте свои телефоны, и когда Анатолий Михайлович откроет новый кабинет, мы вам перезвоним.

Конечно, тут же начались разборки. Мужчина, который первым пришел, заявил, что должны остаться первые трое, но женщина, которая пришла последней, стала спорить:

- Какая разница, кто когда пришел? Надо узнать, кто на какое время записан, и первые трое останутся. Это же не живая очередь.

Первая дамочка от таких слов аж подскочила:

- Что значит – не живая? Типун вам на язык!

- Ой, бросьте эти суеверия.

- Какие суеверия? Вы слышали? Опять какой-то взрыв!

Та-ак, сцепились. Сейчас к ним и мужики присоединятся. В принципе, людей можно понять. Сегодня последний день, когда шеф тут принимает. Когда и где он откроет новый кабинет, пока неизвестно. Может, два-три месяца принимать не будет. Хорошо, что хотя бы Паша в скандал не вмешивается. Спросил у веселого, сколько уже натикало, а теперь к высокому мужчине присматривается, к его часам.

Та, что последняя пришла, меня спрашивает:

- Вы можете нам сказать, кто на какое время записан? Первые три фамилии назовите – и всё.

- Не могу. Список у Анатолия Михайловича.

Опять шум, бардак… Кто-то настаивает – «живая очередь!». Кто-то говорит – «все ждать будем, пусть врач сам решает».

- Вам что, так сильно нужно?

- А вам?

- Да, давайте разберемся, кто с какой проблемой пришел! И решим, кому из нас нужнее. У меня, например, язва.

- У меня тоже.

- И у меня…

- У-у-у! Ясно. Оказывается, тут одни язвенники. Ну что, будем бросать жребий? Где возьмем шапку и бумажки?

- Не буду я ничего бросать и ничего тянуть! И вообще – мы с врачом договаривались.

- Так здесь все договаривались!..

Кошмар. А тут вдруг еще один мужчина в холле появился. Невзрачный, весь серый какой-то – что костюм, что волосы, что лицо, но при его появлении все замолчали, а веселый, в куртке, негромко протянул:

- Вот это люди!..

Спросила у новенького:

- Вы к врачу?

- Разумеется, - ответил серый.

Повернулась и ушла в лабораторию. Я им тут не автоответчик. Думаю, без меня справятся и все ему объяснят.

ЖУРНАЛИСТКА

- Вот это люди!.. – протянул Валерий, когда в холле появился новый пациент.

«Люди» совершенно невзрачные, лицо незнакомое. Поинтересовалась шепотом у Валерия, кто это.

- Председатель районного суда, - так же, шепотом, ответил он и добавил: - Известный своим бескорыстием.

Тем временем все мужчины из очереди, за исключением коротко стриженого качка, поднялись, подошли к новенькому-серенькому и пожали ему руку. Присоединился к этой церемонии и Валерий:

- Петр Николаевич, какими судьбами?

- Я с Анатолием Михайловичем договорился, - монотонно произнес судья и занял один из свободных стульев. - Он меня должен принять.

- В какое время? – поинтересовалась я.

- Он сказал – в любое, когда приду.

– Какое уважение к закону! – сказал мне на ухо Валерий, а Петру Николаевичу пояснил: – Когда вы пришли, мы тут, скажем мягко, спорили. Дело в том, что врач задерживается, позвонил и сказал, что примет только троих. Вот мы и думаем, кого именно.

Судья выслушал Валерия, молча расстегнул свой портфель, достал книжку и уткнулся в нее носом. Н-да… Никаких вопросов на тему, кто первый, а кто последний, никаких объяснений «мне очень нужно». Пришел, поздоровался, сел, читает. Спокойствие восьмидесятого уровня. Не знаю, что там у него со здоровьем, но с нервами все в порядке, однозначно.

Остальные, посмотрев на читающего Петра Николаича, тоже прекратили разборки. Видимо, все решили потерпеть и подождать. А вдруг врач примет не первых, а избранных? И все остались. Ну-ну.

Неожиданно из кабинета выпорхнула медсестра. Подошла к серому и любезно улыбнулась:

- Вы Петр Николаевич? Пройдите, пожалуйста, в лабораторию, перед консультацией необходимо сдать кровь.

Либо у нее все-таки есть какие-то списки и она по ним вычислила эту важную персону, либо подслушивала, о чем в очереди говорят. Интересно все-таки, чем так известен Петр Николаевич, что его все мужское народонаселение приветствовать спешит и медсестра улыбку надела. Может, в интернете что-то есть? Попыталась подключиться, но не вышло. Валерий это заметил:

- Не пытайтесь, Верочка. Нет здесь вай-фая.

Здесь нет, а поблизости? Даже если подключиться не удастся, можно просто развлечься с картой вай-фая – посмотреть на логины. Дома однажды были проблемы с модемом, искала, к кому бы подключиться, и прозрела. С кем соседствую! Кто-то в нашем доме, оказывается, Леди Ди, кто-то – Куколка, а кто-то даже назвался Мегерой. В порядке самокритики, видимо. Обнаружила еще Мурашку, Вованвованыча, Супермена, Шума-Хера (именно в таком виде) и человека с нулевой фантазией – Петрова. Недавно вошла в лифт вместе с соседкой, улыбчивой стервой с баклажановой прической, и всю дорогу, до своего шестого этажа, думала, кто же она – Кукла, Леди или Мурашка. То, что не Мегера, – я уверена.

Тут в округе пока не находится ничего забавного. Наборы букв и цифр, названия кафе и магазинов. Ну, разве что изысканная Брахмапутра и загадочный Клоц. Клоц этот оказался ближе всех и с открытым паролем, может, смогу подключиться.

А между тем, в холле нарисовался следующий. Ну и врач! Популярность зашкаливает, доктор Хаус нервно ест таблетки в углу.

Пожилой интеллигентный дядечка в очках смотрит на очередь и моргает. Видимо, не ожидал увидеть такой хвост.

- Вы к врачу? – спрашиваю.

- Да. За кем я буду?

- Без разницы.

- Простите, не понял?..

ПРОФЕССОР

- Ну, что ж, принимайте в компанию.

Новость о том, что врач задерживается, неприятная, конечно, но – что делать? Занял очередь за рыжей женщиной, сел, огляделся. Помещение знакомое, много раз тут бывал, пока жил рядом, но тогда толковых врачей в этой поликлинике не было. Ходил только для того, чтобы бюллетень после гриппа закрыть или флюорографию сделать. А потом в другой район поменялся. Когда Люба про этого врача узнала от подруги и выяснила, где он принимает, – обрадовался. Знакомое место – это знак! Все будет хорошо!

Да, надо объективно признать – стал суеверен. Сейчас, когда попал в такую ситуацию, и жизнь, можно сказать, висит на волоске, во всем ищу знаки…

Поликлинику, конечно, не узнать. Разруха. А это что за панно? Не помню такого. Не было его здесь раньше, точно помню, не было.

Оставил портфель на стуле, а сам подошел вплотную к картине, чтобы получше рассмотреть. Потом отошел метра на два. Не удержался, вслух сказал:

- Очень интересно!

Один мужчина из очереди отозвался:

- Что же тут интересного? Типичная советская халтура. В молочном корпусе на базаре – счастливые доярки, в военкоматах – Брежнев на Малой земле…

- Да, соц-арт. Но такие нестандартные сюжеты, как здесь, редко попадаются. Понтий Пилат, умывающий руки. Это уже перестройка. В семидесятых за такое художнику дали бы по шее.

Еще полюбовался издалека. Прекрасная работа! Сразу вспоминается: «…взял воды и омыл руки перед всем народом, сказав: чист я от крови этого праведника». А толпа как написана! Так и слышишь крики: «Распни! Распни!».

Сел на свое место в очереди, а мужчина в куртке вдруг спросил:

- Петр Павлович, если не ошибаюсь?

- Почти. Павел Петрович. Мы знакомы? Простите, не припоминаю.

- Вы у нас в университете научный атеизм преподавали.

Студент, значит. Бывший. Не помню. Дотошный тип оказался, спрашивает:

- А сейчас вы чем занимаетесь, если не секрет?

- Все тем же – преподаю. Историю религии. И возглавляю фонд «Возрождение».

- Что возрождаете?

- Храм Божий.

«Студент» скривил губы и переглянулся со своей соседкой, рыжей, за которой я очередь занял. Думал, что я не замечу? Заметил. Но мне все равно. Я в свое время наслушался. Многие меня этим укоряли, даже родной сын, – мол, столько лет атеизм преподавал, а потом вдруг перекрасился. Как будто человек не может пересмотреть свои взгляды, раскаяться, в конце концов! Достаточно вспомнить тезку моего, апостола Павла, который вначале был Савлом.

Вот почему, скажите, если алкоголик бросил пить или преступник завязал, то их хвалят, а меня после того, как я встал на путь добра и веры, поносят? Глупцы и безбожники. Хотя – не все такие. Вот в очереди еще одна женщина, постарше. Когда про храм услышала, сказала:

- Строительство храма – дело очень нужное! Очищаются души наши от скверны.

Но бывший студент опять со своей соседкой переглянулся, хмыкнул:

- Ага. И мы сподобились этой благости. Очистились. Поелику возможно. После того, как нам сделали предложение, от которого мы не смогли отказаться.

- Какое? – спросила женщина.

- Изготовить мраморные плиты с десятью заповедями. Мы, конечно, могли этого и не делать, но вы ж понимаете…

И тут в разговор вмешался молодой парень. Стриженый, широкоплечий, на боксера похож. Я бы никогда не подумал, что его тема христианства вообще может интересовать, но он как про заповеди услышал – вскочил, будто его током стукнуло:

- Их десять???

Я ему улыбнулся:

- А по-вашему – сколько?

Боксер стал пальцы загибать:

- «Не укради», «Не прелюбодействуй», «Не возжелай жены… ближнего»… Нет, «жены соседа»… Господи, не помню!

Пришлось ему помогать:

- Не поминай имени Господа всуе! А также - «Не убий», «Чти отца своего и мать свою»…

Тут он меня перебил:

- Мать твою!.. Вспомнил! Точно! – Вскочил, бросился к лаборатории, куда перед этим ушла медсестра, распахнул дверь и сказал: – Мань, все нормально! Я ж вчера к маме заезжал. Часы снял, когда руки мыл! Все, пока, я позвоню.

И ушел.

Это хорошо – на одного человека в очереди меньше стало. Больше шансов на прием попасть. Нет, рано я обрадовался... Не успел один уйти, как другой появился. Молодой, улыбается.

РЕКЛАМНЫЙ АГЕНТ

Главное – улыбка и напор. Без пауз.

- Добрый день, дамы и господа! Я являюсь представителем агентства «Райский отдых». Ознакомьтесь с предложениями нашей компании.

Пускаем в ход визуальную информацию – каждому по буклету. Дизайнер в этот раз отлично поработал, буклеты получились элегантные, приятно в руки взять.

- Здесь подробно описаны услуги, которые предоставляет наше агентство. У нас надежный транспорт и прекрасное музыкальное сопровождение. Прогрессивная скидка на все дополнительные услуги. Мы предлагаем бронь на самые привлекательные места. Все средства передвижения изготовлены из ценных пород дерева, отличаются изысканной отделкой и самыми высококачественными аксессуарами.

Берут буклеты, разворачивают, смотрят. Потому я и хожу по таким заведениям, где есть очереди. Клиент полчаса-час в коридоре посидел, все плакаты на стенках сто раз прочитал, чем ему еще заняться? Молодежь, конечно, в телефоны утыкается, но это и не наша целевая аудитория. Нас интересуют те, что постарше. А они как раз в очередях от скуки буклеты как минимум берут и читают – в поликлинике, в банке… В детские садики еще хорошо заходить, там бабушки-дедушки за внуками приходят. Это – самые перспективные клиенты. Хотя, конечно, там тоже иногда скандалят.

- Вы что, с ума сошли?! Какие средства передвижения? Куда?

Это мужчина один посмотрел буклет и раскричался. Отвечаю, как всегда – спокойно и доброжелательно:

- На райский отдых.

Остальные еще не сообразили, смотрят на мужчину, на меня. А, вот и дамочка перевернула буклет на ту сторону, где фотографии гробов, и вытаращилась.

Странные люди. Ведут себя так, будто для себя и своих близких бессмертие оплатили. Будто то, что я предлагаю, им никогда-никогда не пригодится. Почему так? А потом уже, когда любимый дедушка умирает, начинают впопыхах искать место на кладбище и выбирать гроб. Почему, спрашивается, не определиться заранее, без спешки?

Как хорошо на Западе! Какой там рынок ритуальных услуг! Как, наверное, интересно работать! Состоятельные люди продумывают для себя оригинальные церемонии прощания и погребения. Кто-то хочет, чтобы его прах родственники поместили в капсулу с семенами и высадили в парке. Вместо могилы вырастет дерево. Можно выбрать, кем хочешь стать – кленом, например, или сосной. Кто-то завещает, чтобы его пепел развеяли над морем. Даже в космос, говорят, прах отправляют! А у нас? С полировкой – без полировки. Ручки бронзовые или ручки с кристаллами Сваровски. Венок из искусственных цветов, венок из живых роз, венок из орхидей – вот и вся разница. Тоска… И клиенты, которые на тебя смотрят так, будто ты им что-то неприличное предлагаешь, а не качественный гроб и хорошее место на кладбище.

Нервные все, пуганые. Поэтому и живут мало, я так считаю. У нас что ни церемония – то мужики под шестьдесят или немного за. А вот дед мой, к примеру, нервы имел стальные. Когда ему семьдесят стукнуло, сказал, что надо быть готовым. Место на кладбище для себя организовал, костюм и рубашку купил, деньги собрал – и на похороны, и на поминки, и на памятник. Даже сфотографировался специально для памятника. И прожил после этого еще двадцать четыре года. Сам говорил: «Я так долго живу, потому что никакого беспокойства не имею. Все-все дела свои поделал, Бога лишними просьбами не донимаю, к отправке на тот свет всегда готов, как пионер!». С юмором был дед. А эти? Психованые, суеверные…

Дамочка с золотым крестиком воздуха в бюст набрала – и как заорет:

- Молодой человек, как вам не стыдно! У вас совесть есть?

На ее вопли из кабинета медсестра выскочила. Ну, всё. Эта про совесть спрашивать не будет.

- Так! А ну быстренько – на выход!

- Слушайте, вы не имеете права! Я просто делаю свою работу.

- Сколько можно?! Второй раз за неделю! Милиции на вас нет!

- Есть милиция, – вдруг отозвался мрачный мужчина из очереди. – Хоть сейчас оформлю.

Ладно-ладно, ухожу. Но все-таки семь буклетов я раздал. Может, хотя бы один у кого-нибудь в кармане заваляется и потом, в нужный момент, пригодится.

Как надоело с этими бумажками ходить? Может, все-таки сменить контору и товар? Не ритуальные услуги, а, допустим, бизнес-литература. Причем, ни с какими буклетами бегать не придется, вся реклама и продажи – через соцсети. Это гробы до сих пор приходится продавать не только через интернет, но и по-старинке, потому что семьдесят процентов клиентуры компьютер не освоила…

Спускаясь по лестнице, встретил еще одного мужчину. Наверное, тоже к врачу идет. Хотел ему буклет вручить, а потом подумал: вдруг и этот из милиции? Вроде, на мента не похож: лицо открытое, даже симпатичное. А с другой стороны – кто его знает? Пусть идет, куда шел.

АКТЕР

Все утро решал: идти, не идти? Потом подумал: все равно – воскресенье, делать больше нечего, к тому же погода хорошая, так хотя бы прогуляюсь. В общем, пошел.

Поднялся на второй этаж, а тут очередь. Встретили без оваций. Какой-то угрюмый тип вместо «здрасьте» строго спросил:

- Вы кто? Агент?

Грех такую реплику не подхватить!

- Бонд. Джеймс Бонд.

И акцент получился отлично. Вот только публика отреагировала как-то вяло. Точнее – никак. Пришлось выйти из образа:

- Добрый день, господа. Вы к Анатолию Михайловичу? Кто последний?

Занял очередь за интеллигентным дядечкой, который мне тут же объяснил, что доктор задерживается и всех принять не успеет. Ну, ладно, посижу часик.

У дядечки, за которым очередь занял, в руке какой-то рекламный буклет. Держал он его, будто гадость какую-то, двумя пальцами, а потом вдруг порвал пополам, поискал глазами, куда бы обрывки девать, и прямо на пол, под свой стул кинул. Рядом с ним рыжая женщина сидит, такой же буклет рассматривает, потом вслух оттуда прочитала:

- «Не для вас, а для тех, кто вам дорог».

Хмыкнула, скомкала яркую бумажку и вдруг бросила, как баскетболистка мяч, в другой угол холла, где висит пожарный щит. И добавила:

- Не хватает только рекламной акции: «Загляни под крышечку».

Дядечка от этих ее слов поморщился и даже руку к груди прижал.

- Что с вами?

- Сердце закололо. И валидол дома оставил…

Да, веселая тут компания, ничего не скажешь.

…Зачем я сюда пришел? Какая это попытка? Третья? Нет, четвертая. Три врача ничего не смогли сделать, три разных курса лечения кончились ничем. Для чего же опять? Что мне - плохо? Да, Лера ушла. Туда ей и дорога, со всеми ее попытками сделать из меня Тома Круза. Да, в новом спектакле роль не дали. Но я бы с этим юным дарованием и не сработался бы. Тридцать лет, а понтов!.. Заслуженных и народных к станку поставил, пластику ему подавай. У нас что, балет? Может, нам еще пуанты надеть? Короче – в гробу я видел этого новатора.

Но тогда – зачем мне что-то менять? Кому мешает то, что я иногда…

- Простите, мы не знакомы?

Рыжая смотрит внимательно. Приятно, конечно, что узнала. Улыбнулся ей:

- Вряд ли.

- Нет, мы точно где-то встречались, - настаивает она.

Изобразил скромность, улыбнулся типа смущенно:

- Возможно, вы видели меня на сцене.

- Вы артист? Нет, в театре я давно не была.

В очереди зашевелились – поворачиваются, смотрят, а рыжая продолжает допрос.

- А на телевидении вы не работаете?

Нет, чтоб Мастера моего вспомнить, или хотя бы Подколесина! Но и майор милиции – тоже неплохо.

- Да, был один сериал…

- Нет, я сериалы не смотрю, - отрезала она. - А в рекламе вы не снимались?

О, нет!..

- Не снимался.

- Ну как же! Вы играли в ролике о кондиционерах, фирма «Ледниковый период».

Ничего себе – зрительная память! Да, была такая реклама, год назад ее крутили. Но какой же уважающий себя артист признается в такой халтуре? Стал убеждать рыжую, что она меня с кем-то путает, что экран очень сильно изменяет лицо, к тому же рекламу мы обычно смотрим мельком…

- Я этот ролик раз сто смотрела, - возразила женщина. - И очень внимательно. Потому что писала к нему сценарий.

Ах, вот почему!.. Рассмеялся и объяснил – не ей, а всем стальным в очереди, кто повернулся и слушал наш разговор:

- Да, был грех, уговорили меня на эти съемки. Им нужно было располагающее лицо, хороший голос. Конечно, после театральных ролей сниматься в рекламе… Но – сами понимаете!..

Рыжая тоже засмеялась:

- Отлично понимаю. Сочинять эти диалоги тоже не сахар, но приходится. И про кондиционеры, и про старшину Петрова, который без презервативов солдат в увольнение не отпускает.

- И такое у вас было?!

- Ну да! Социальные ролики в рамках программы по борьбе со СПИДом. Считаю это своим вкладом в укрепление обороноспособности страны.

Нет, тут не такая плохая компания, как мне сначала показалось. Есть о чем поговорить. Сосед этой рыжей, мужчина в джинсовой куртке, стал ее расспрашивать про историю со старшиной Петровым, уточнял, сколько именно презервативов тот выдавал каждому солдату и требовал ли вернуть лишние после увольнения. Вся очередь покатывалась от хохота и только одна женщина сидела, сосредоточенно копаясь в своей сумочке. А потом достала пачку ментоловых сигарет, нервно ширкнула змейкой сумки, обернулась и посмотрела на меня.

Галочка…

Встала, пошла в противоположный угол холла и там возле пожарного щита закурила.

- О, здесь можно курить? – обратился я к рыжей. - Пойду и я, пожалуй.

Кажется, получилось довольно естественно, никто ничего не заподозрил. Достал из кармана пачку, направился в курилку.

Галочка стояла спиной. Когда я подошел, она так же, не поворачиваясь, тихо сказала:

- Ты всегда мечтал, чтобы тебя узнавали…

ДАМА

В первую минуту, когда он появился в холле и сказал: «Джеймс Бонд», - даже не поверила. Сколько лет не виделись! Жизнь сложилась так, что давно нигде не пересекаемся. Я не бываю в том спальном районе, где мы когда-то вместе жили в однушке, доставшейся ему от родителей. Он не ходит в те магазины, где бываю я. Я не хожу в театр, где он играет. Работаем, отдыхаем, лечимся – в разных местах. Будто в разных странах живем. Вот только с этим врачом накладка вышла.

Поразительно, он еще смеется, когда ему напоминают про ту позорную рекламу! А мне было стыдно, когда я видела это кривляние. Стыдно и неприятно. Хорошо, что тот ролик уже давно не показывают. Наверное, кто-то смотрел эту рекламу – и видел красивого мужчину в красивом доме, с хорошей мебелью и пушистым котом на диване. У этого человека счастливая семья и, наверное, свой бизнес, и все у него замечательно, и в комнате комфортно, потому что есть кондиционер. А я видела одинокого, пьющего, болтливого и неопрятного мужика. Просто его перед съемками хорошо загримировали и одели. Он обнимает за плечи симпатичную женщину, но сейчас ему крикнут: «Снято, спасибо!», - и все закончится. Он разгримируется и вернется в свою пустую квартиру. А может, и не пустую, но это уже ничего не меняет. Может, в его жизни что-то изменилось за эти семнадцать лет, но для меня он навсегда останется неудачником. Моим самым большим разочарованием и ошибкой. Которую я, слава Богу, сумела исправить и забыть.

Встретилась с ним глазами – и испугалась: а вдруг сейчас он кинется ко мне с криком «Галочка!», как это было тогда, на улице? Столкнулись случайно, года через три после развода. Конечно, ничего страшного не произойдет, Боря знает, что я была замужем, просто никогда не видел его. И не хочется, чтобы видел.

Поглядела на Гришу – узнал, конечно, узнал сразу! – поднялась и пошла в курилку. Через минуту подошел. Даже не оборачиваясь, поняла, что это он.

- Ты всегда мечтал, чтобы тебя узнавали. Только хотел, чтобы узнавали в ресторане, на улице. А слава вот где догнала.

Улыбнулся горько:

- И место не то, и слава не такая.

Сильно изменился. На расстоянии не очень заметно, а тут, вблизи… Мешки под глазами, морщины, зубы желтые. И волосы – уже не перец с солью, а соль с перцем. Хоть бы постригся короче! Когда длинные волосы с сединой – это отвратительно, сразу вид неопрятный. Да и плащ давно пора в чистку отдать.

Зачем он вообще к врачу пришел? Спросила, что случилось, а Гриша в ответ начал нести какую-то ерунду про гипертонию. Ну да, пошел бы он с гипертонией к такому специалисту! От давления – полные аптеки таблеток. Как там говорил этот их… Склифосовский? Не верю! Так Грише и сказала:

- Раньше у тебя была другая любимая болезнь.

- Я мог измениться.

- Мог. Но не изменился.

- Ну и что?! Пьяный проспится, дурак – никогда!

Господи, как давно я этого не слышала! Какое счастье, что в моей жизни больше нет этого кошмара! Никогда не забуду те моменты, когда он бродил с утра по квартире помятый, мрачный, злой как черт. А вечером, когда я возвращалась с работы, то видела обаятельного и веселого человека, но понимала, почему он вдруг изменился. Все просто – выпил. Деньги выклянчил у кого-то из соседей, выскочил в ближайший гастроном за бутылкой, припрятал ее где-то и прикладывается периодически, по глоточку. В субботу, убирая квартиру, находила бутылку где-нибудь за диваном или на балконе, за ящиком с картошкой, уже пустую. А потом и соседка находилась, которая деньги ему одолжила. А как было не одолжить, если сказал, что теща попала в больницу, перитонит, счет на часы, а зарплата только через три дня, денег в доме – копейки, а там лекарства нужны, анестезия, срочно…

Именно после этой истории с маминой якобы операцией и ушла. И уже через год расписалась с Борей. Да и Гриша потом нашел женщину, а потом еще одну… Знакомые рассказывали. Дольше трех лет никто с ним не выдерживает.

Спросил, зачем я к врачу пришла.

- Мужа привела. И хочу тебя попросить — не надо, чтобы он понял, что мы знакомы.

- Ты про меня ему не рассказывала?

- А зачем?

Погасила сигарету и вернулась к Боре. Я ему, конечно, говорила, что была замужем и развелась, потому что муж стал выпивать. Только не рассказала, что бывший – артист. Почему-то было стыдно.

Села возле Бори, а он на часы посмотрел и буркнул:

- Что-то долго…
И тут я, как дура, огрызнулась:

– Господи… На минутку пошла покурить!

А Боря меня по руке погладил:

– Ну что ты! Я говорю – времени столько сидим… А анализы-то надо было натощак сдавать. Перекусить бы.

Нет, все-таки он у меня замечательный. Неревнивый, рассудительный, спокойный. После Гриши я с ним – как в раю. Если бы не болячки эти… За что они на него свалились? И сколько, в самом деле, можно ждать этого врача? Где он застрял?

ВРАЧ

Вот это застрял! Кошмар!

Все начиналось так забавно… Инна показала наручники и попросила, ну, как в кино!.. чтобы руки – к спинке кровати… Тем более, на их супружеском ложе спинка очень подходящая, с металлическими перекладинами. Согласился. Попросил только, чтобы финал бы не как в фильме – то есть, без кинжала и крови.

Все было круто. Ощущения, и в самом деле, яркие. Но никакой секс не идет в сравнение с тем моментом, когда Инка, пытаясь снять с меня наручники, сломала ключ. Вот где адреналин! Причем, в первые пару минут она хихикала, да и мне было смешно – пока думал, что сейчас аккуратненько вытащу из наручников хотя бы одну кисть и встану с кровати. Но очень быстро понял, что руку вытащить не удается.

Супер! Голый, в чужой постели, эта дурочка сидит рядом, глаза на мокром месте. Шэрон Стоун, блин… В клинике ждут пациенты, и среди них – ее муж. И если я не появлюсь там – он появится тут. Инка это тоже понимает, шмыгает носом:

- Толик, что же делать?

- Звони быстро в справочную, узнай телефоны фирм, которые вскрывают сломанные замки.

Заныла: «Ой, как же сюда мастер придет, что он подумает?». Но сообразила все-таки, что лучше с мастером объясняться, чем с мужем. Дозвонилась до справки, взяла номер фирмы. Перед тем, как туда звонить, закурила. И мне курить хочется, но – руки!.. Попросил ее дать мне затянуться. Она дала, но тут ей по телефону ответили, и она сигарету мне оставила. Держу в зубах, затягиваюсь – и слушаю.

- Аллё, добрый день! Это фирма «Сезам»? Молодой человек, я хочу вызвать мастера. Я ключ в замке сломала. Нет, это не бронированная дверь. Ну, как бы… Это вообще не дверь. Понимаете… Как вам сказать… Это наручники. Обычные наручники, но когда я хотела их открыть, ключ сломался в замке.

Тут я понимаю, что пепел вот-вот упадет мне на грудь, а вынуть сигарету изо рта мне нечем. Стараясь не уронить сигарету, сквозь зубы говорю:

- Сигарету у меня забери.

А Инка на меня рукой машет - не отвлекай! - и продолжает разговор:

- Нет, я не могу привезти их к вам, я как бы хочу, чтобы мастер приехал ко мне на дом… А когда освободится?

Тут пепел все-таки упал. Я сигарету выплюнул, ору, верчусь, пытаюсь горячее с себя стряхнуть. Инна в трубку крикнула: «Подождите!», подскочила ко мне, пепел стряхнула, сигарету схватила с постели – вовремя, простыню не прожгло, - в пепельнице затушила и снова телефон взяла:

- Алло! Так когда мастер сможет приехать? Какой интим-салон, ты что?

Выругалась, кинула телефон на кровать и на меня зашипела:

- Ты что, не мог подождать минуту? Разорался! Этот идиот услышал твои вопли и спросил, по какому адресу у меня салон и почем садо-мазо.

- А ты что, кретинка, не могла забрать сигарету? Я же просил! Сколько нужно мозгов, чтобы сообразить, что я сам пепел стряхнуть не могу?

- Не ори на меня!

- Ладно… Что там с этой фирмой?

Оказалось, что в воскресенье у них мастер только один, и он на срочном выезде, освободится часа через три. Нет, столько ждать нельзя, ее муж вернется раньше. И снимет с меня наручники. Чтобы надеть другие. Он это так не оставит, можно не сомневаться.

Телефоны еще двух таких же контор не отвечают.

Так, есть еще один вариант. Попросил Инну взять мой мобильный, включить его, найти номер Игоря. Серьезный парень, на все руки мастер, для него такие браслеты – не проблема. Не хотелось никого из друзей посвящать в эту историю, но – что делать? Инна сделала вызов, поднесла мне трубку:

- Игореня? Слушай, у меня ЧП. Тут ключик один сломался, и я не могу из квартиры выйти. Из чужой квартиры. В общем, подъедешь, я тебе все объясню. Только это очень срочно. Ты сейчас где?

Оказалось, что Игорь в пробке. Которая образовалась из-за того самого оцепления, из-за которого я завернул к этому дому. Значит, он не очень далеко, но при этом непонятно, когда сможет приехать. Погано…

- Слушай, за час рассосется, а? Надеюсь, очень. Все, спасай!

Продиктовал ему адрес. Остается – ждать…

БИЗНЕСМЕН

Ждать и догонять – хуже дела не придумаешь. Так моя бабушка говорила, и она была права. Осточертело уже тут сидеть. Хотел в сети побродить, но оказалось, что зарядки у телефона маловато, а без связи остаться не хочется. Покурить, что ли? В хорошей компании. Достал пачку, сижу, на журналистку, Веру, поглядываю, а она не замечает. Жаль.

О, еще один персонаж! Молодой, мордатый. Зашел в холл и – ни «здрасьте» нам, ни «кто последний». Прогуливается, осматривается, задрал башку и за маляром на лесах наблюдает. Наконец, к очереди подошел, точнее – прямо ко мне. На пачку сигарет у меня в руке глядит, бровки поднял:

- Курим?

- Да…

Ничего не понимаю. Что за тип?

- Опасно, - вздохнул мужик.

- Знаю, - говорю я этому заботливому. – Благодаря Минздраву. Легкие, рак, потенция и все такое.

Тут вдруг мордатый усмехнулся:

- Вот сейчас оштрафую!..

А-а-а, все ясно! Борьба со стихией. Не ожидал, что инспектор пожарной охраны может появиться в воскресенье и в таком месте. Дом горит, часы идут… Это тоже бабушка говорила.

Убрал пачку в карман, а мордатый пошел в лабораторию. В очереди, похоже, никто ничего не понял, только налоговик возмущенно покачал головой:

- Вот мы, например, по выходным не работаем!

Блин, если б вы еще и в будни отдыхали…

Тут дверь лаборатории распахнулась и на пороге появилась наша медсестричка, а за ней мордатый.

- Кто курит? Где? – закричала медсестра. - А кресло с пожарной лестницы мы завтра уберем! Ей-богу! Это гинеколог там оставил, на выходные. Завтра уже заберет. И вообще – нищему пожар не страшен.

- Про нищего – это не со мной, - мрачно буркнул инспектор. - А огнетушитель у вас где?

Медсестра снова скрылась в лаборатории и скоро вернулась… Ну ничего себе! В противогазе и с огнетушителем в руках! Из-под резиновой морды глухо донеслось:

- Ну? Что еще?

В очереди смех, инспектор налился краской под цвет огнетушителя, а медсестрица наша сдвинула противогаз на лоб и, запыхавшись, произнесла:

- Учтите, нам тут кабинет ГЭО свое имущество завещал, так что у меня – полный боекомплект. Хотите – вся очередь в противогазах сидеть будет!

Дамочка, которая при муже, успела испуганно пискнуть: «Я не одену!», но инспектор, брезгливо поморщившись, процедил:

- Удушиться готовы из жадности! Если завтра кресло не уберете с пожарного хода, я его конфискую, - и ушел.

Медсестра плюхнулась на стул рядом со мной и стащила с головы противогаз.

- Ловко вы с ним! – похвалил артист.

- А что делать? – Маша достала из кармана халатика пачку и вынула сигарету. Мы с артистом одновременно щелкнули зажигалками, но мой огонек оказался чуть ближе.

Журналистка понимающе вздохнула:

- Три визита пожарной охраны равны пожару.

- А санитарных врачей – эпидемии, - подмигнул я.

- Не накличьте! – поежилась медсестра.

ПРОФЕССОР

И совершенно зря они на него накинулись. Человек нужное дело делает, контролирует обстановку. Ну и что, что выходной? А вдруг, и в самом деле, пожар? В здании ремонт, доски всякие валяются, вдруг сварку будут делать? Искра – и все! У нас так старый корпус института сгорел. Хорошо, что во время каникул это случилось, и никто не пострадал. А тут? Нас здесь много, а выход, оказывается, только один.

Пожар – это страшно. Огонь, дым… Самое страшное – дым. Не видишь, куда бежать, дышать нечем…

Мама тогда готовила обед на керосинке. Что у нее там загорелось, как вспыхнуло – не видел. Или просто не запомнил по малолетству. Врезались в память только мамины оханья – она, видимо, в первые секунды пыталась сама погасить пламя, – и собственный громкий плач, когда черный дым повалил клубами и моментально наполнил комнату. Да, мощное горло не только кормит всю жизнь на кафедре, но, прежде всего, спасло в детстве от страшной смерти. Не заорал бы в дыму – задохнулся б через минуту. А так сосед, вечно пьяный мужик в застиранной тельняшке, быстро выволок на воздух меня, вопящего пацана, а потом и сомлевшую маму.

Вспомнилось это – и даже сейчас мурашки по спине побежали, и сердце закололо. Нельзя, нельзя так… Спокойно! Все хорошо! Все миновало, все в прошлом. Надо успокоиться. Глубокий вдох, выдох…

Вот странно: медики говорят, что у человека сердце находится чуть ли не в центре, там, где солнечное сплетение. Ну, чуть-чуть левее от центра. Почему же тогда рука сама тянется к левой стороне груди? Прижмешь ладонь – и сразу легче становится.

Как же я таблетки дома забыл?.. Это все потому, что сильно волновался, когда сюда собирался идти. Конечно, волновался, причина-то серьезная. Врачи категорически настаивают на шунтировании, а я не хочу! Это же страшно представить – операция на открытом сердце. Разрежут грудную клетку, раскроют… Нет, даже представлять жутко! Я боюсь! И я не верю, что нет других способов справиться с этой несчастной стенокардией. А врачи настаивают. Те врачи, обычные. Поэтому я и пошел по нетрадиционным. С двумя уже консультировался, но без толку. Один сразу руками замахал: «Раз кардиологи говорят о шунтировании, соглашайтесь! Без серьезных причин на такую операцию не отправляют». Другая, правда, посоветовала какие-то травки пить и молиться. И не просто молиться, а конкретной какой-то иконе. Казанской, что ли, богоматери?.. Я и запоминать не стал.

Нет, я верую и молюсь. Но я же современный образованный человек! Я считаю, что молитва поможет лечению. Но вместо лечения?.. Извините.

Так что, у меня на этого Анатолия Михайловича последняя надежда. Кардиолог настаивает на срочной операции. Так и сказал позавчера: безотлагательно! Если и этот врач ничего не посоветует – тогда уж под нож.

Нож! Грудь разрежут, распластают… Господи, помоги! Не допусти!

Господи! Иже еси на небесех. Да святится имя Твое. Да приидет царствие Твое. Да будет воля Твоя…

Воля Его… Но если все на свете – по Его воле, значит, и болезни тоже? Все вот это – инфаркты, инсульты, опухоли – по Божьей воле? Господи, вразуми!

Шаги на лестнице. Наконец-то!

Нет, рано обрадовался. Это не врач, а какие-то тетки.

- Очередя, очередя кругом… - бормочет первая, с большой клеенчатой сумкой. Потом увидела нас и обернулась к спутнице: - Во! Я ж тебе говорила – тут всегда народ есть! И покупают!

Вторая поправила темный платок на голове, достала из своей торбы какую-то коробку и направилась прямо ко мне – я же крайний в очереди. Протянула коробку:

- Пожертвуйте на строительство храма, купите крестик. Крестики самшитовые, бирюзовые, кипарисовые…

Бывший мой студент, весельчак, тут же подмигнул мне:

- Конкурирующая фирма! «Возрождение-2».

- Это к нам не относится, - объяснил я ему и отвернулся, а тетка пошла дальше, протягивая каждому в очереди свою шкатулку и кланяясь.

- Купите крестик!

Дамочка из очереди - у нее на шее, кстати, золотая цепочка с красивым крестом, - порылась в своем ридикюле и протянула тетке купюру, а шкатулку отвела рукой:

- Не надо.

Тетка, взяв деньги, снова поклонилась:

- Спасибо! Храни тебя Господь!

Пошла дальше. Студенту моему, кстати, тоже сначала коробку протянула, но тут же пробормотала: «Вам не надо…».

Кроме дамочки, никто ей ничего не дал и ничего не купил. Тетка вернулась к своей подруге с сумкой, а та вдруг заметила маляра на лесах:

- Ой, а мне сказали, что ваша бригада сегодня не работает, так у меня все обеды штукатуры забрали, с первого этажа. Ничего, кое-что осталось, - и нырнула в свою огромную сумку.

Обеды?

Но раньше, чем я сообразил, к тетке подошел мужчина в костюме, который сидел под кабинетом первый:

- Женщина, что у вас?

- Все что есть, я ему отдам, - ответила тетка, вытаскивая из сумки какие-то свертки. – Ихний бригадир мне за неделю вперед заплатил.

Но маляр махнул ей рукой:

- Спасибо, я не буду. Отдайте им.

- Что ж ты, голодный будешь целый день? – удивилась тетка.

- Не хочется. Отдайте, им еще сидеть. Врач не скоро приедет, - ответил парень и снова взялся за свой валик.

- Ладно, продам, - обрадовалась тетка. - Только у меня на всех не хватит.

Пошелестев своими пакетами, она громко объявила:

- Пять булочек и два бутерброда с килькой. Еще ходоки есть.

Какие еще ходоки?

Тетка предъявила весь свой ассортимент, и оказалось, что ходоком она называет булочку с очень подозрительной сосиской. Хот-дог, что ли?

Взял просто булочку. Сидим, плечо к плечу, жуем. Будто в храме просфорки едим после причастия.

Всухомятку жевать тяжело. Теперь пить захочется… Да где же он, в конце концов, этот Авиценна, черт бы его побрал!..

О, кто-то идет! Ну, слава Богу!

Опять не он??? Вошли двое, и студент мой бывший бормочет:

- По-моему, я этого парня тут уже видел. Но в другой компании.

МАКЛЕР

Сидятеще! По-моему, их стало больше. Это те самые, которые были, когда я пастора приводил, или другие? Вот та женщина, кажется, утром тут уже была… Ладно, это вообще не их дело.

Клиент осматривает холл, морщит нос. В руке непрерывно вертит ключи от машины, звенит ими, как поп кадилом… Псих какой-то. С пастором было спокойнее.

Тяжело работать, когда о клиенте ничего не знаешь. Придется действовать по стандарту:

- Помещение подходит вам просто идеально. Вот закончим перепланировку на первом этаже – и там будет зал для собраний…

- Свиданий.

Посредник сказал, что этот тип ищет помещение для клуба. Какого клуба, какие свидания?..

- Да-да, разумеется, для свиданий. А здесь – кабинеты…

- Под тайский массаж подойдут?

Ну, хоть какая-то ясность!

- Под всевозможный! Останетесь довольны.

Клиент снова сморщился, позвенел ключами, покосился на очередь. Пришлось объяснять:

- Тут медицинский центр был, все выехали, а один врач еще принимает. Но вы не беспокойтесь, завтра здесь уже никого не будет.

- А какой врач? – оживился парень. – Что лечит? Может, я его и выселять отсюда не буду? Возьму в штат – и для персонала, и для клиентов.

Вынул из кармана айфон и прицелился, чтобы снять помещение. Видео он собирался сделать или фото, я понять не успел, потому что очередь тут же заволновалась.

- Молодой человек, что это вы здесь снимать собрались?

- Эй, уважаемый, мы тут фотосъемку не заказывали!

- Папарацци на нашу голову…

Ну да, они же в кадр попадут, а кому это интересно? Мало ли, кто тут с какими проблемами. И кто знает, не выложит ли этот директор клуба фотки в инстраграм, например. В общем, пришлось взять его аккуратно за плечо:

- Давайте завтра объект отснимем, хорошо? Помещение освободят, и снимайте, сколько нужно. Я понимаю, чтобы дизайнерам показать…

Пытаюсь ему намекнуть, что если он готов покупать и планирует ремонт, то – пожалуйста, а если нет, то и снимать ни к чему. Клиент буркнул что-то недовольным тоном, но айфон все-таки спрятал. Потом посмотрел открытый кабинет, зашел в сортир, моментально вылетел оттуда, вытирая руки платком, и прошипел:

- Милый, это же не поликлиника, это грязелечебница! Здесь все надо дезинфицировать и только потом ремонт делать! Чтоб рабочие не заразились.

- Ну, не преувеличивайте!

Но парень расшумелся. Заявил, что это я преувеличиваю цену «этого сарая». Что его «этот гадюшник» интересует только потому, что он ищет здание такой площади в этом районе. Ну, и так далее. И все это – прямо тут, при всех. В общем, стало ясно: если держать цену, то тогда наверняка, как выражаются врачи, «мы теряем его». Надо уступать, но аккуратно, чтобы он ничего не заподозрил. Придержал его руку с ключами, которыми он, разозлившись, звенел, как стадо коров:

- Договоримся.

Остыл клиент не сразу. Пока шли к выходу, он все шумел:

- А полы? А коммуникации? Все менять придется! Мне нафиг не надо, что вы тут сейчас стенки краской мажете. Гоните этих чурок отсюда, прямо щас! И ничего не трогайте, ремонт мы будем делать сами.

На пороге обернулся, еще раз осмотрел холл и сказал уже чуть спокойнее:

– Нормально будет. Бордо с золотом, паркет, зеркала. А тут – гобелен «Сладость греха», – кивнул он на картину с древним мужиком. – Ну что, едем к нотариусу?

ОН

Интересно было бы узнать, кому в итоге продадут это здание и что здесь все-таки будет. Молельный дом? Дом свиданий? За прошлую неделю разные покупатели были, говорили про частную школу, офисный центр, фитнес-клуб… Переговаривались с маклером негромко, но мне на лесах было слышно. Такая тут акустика.

Будь моя воля, я бы оставил в этом здании медицинское учреждение. Не такую поликлинику, конечно, как была, а совершенно другое заведение, где лечили бы по-настоящему. Где человеку объясняли бы, что всё – в нем самом. И болезнь, и исцеление. Что здоровью вредят не только сигареты, алкоголь и жирная пища, а еще зависть, злоба, гнев, страх.

Вот этот, например, артист. Ясно, как белый день, с какой проблемой он сюда пришел. По врачам ходит, значит, все-таки пытается бросить. Почему же не получается? Видимо, не попался ему врач, который смог бы докопаться до главного, цепкого и глубокого корешка его проблемы. Его иссушает пустая мечта. Он мечтает быть таким, каким стать никогда не сможет. Ему дан талант, но небольшой, и совсем не дано удачи, а он, бедняга, непрерывно примеряет на себя судьбы гениев и сказочных везунчиков. Тысячи актеров играют персонажей, реплики которых умещаются на одной страничке, но живут при этом счастливо, а этот никак не смирится с габаритами собственной судьбы. Выпивая рюмку, он становится красноречивым, чувствует вдохновение и талант и начинает верить, что завтра случится чудо, ему дадут большую роль, и вот тогда…

Ему бы женщину – умную, терпеливую, которая полюбила бы его всем сердцем, тогда бы и он принял и полюбил себя – маленького актера, театрального рядового. Но – не срослось.

И женщина эта, его бывшая… Она сюда мужа привела, но на самом деле и сама нездорова. Ее грызет вечное беспокойство. Вроде все у нее замечательно, но она всегда озабочена. У дочери завелся новый приятель. Надо узнать, кто он, из какой семьи, где учится. На дачу заказала новый холодильник, позавчера должны были привезти, но задерживают почему-то. Летом планировали в Карловы Вары, как обычно, но в отеле, где всегда останавливались, в прошлый раз уборку делали плохо. Может, подыскать другой? Эти или похожие мысли нетрудно угадать, они все у нее на лице – в опущенных уголках еще красивых, полных губ, в глубокой морщине на переносице, между тщательно нарисованными бровями. Но морщины – это ерунда. Заботы, которые занимают все ее мысли, портят ей кровь – буквально. Диабет уже на пороге.

Впереди у нее диагноз и лечение – таблетки, диета, режим… Конечно, благодаря мужу, лекарства будут лучшими и питание правильным. Но ведь излечиться можно иначе – перестать беспокоиться и впустить в свою душу радость. Да, это сложно с непривычки, такое лечение – очень медленное, но болезнь ушла бы навсегда. Если бы только кто-то, кому эта женщина поверит, взял бы ее за руку и сказал: радуйся. Просто радуйся тому, что у тебя есть, ежедневно. Благодари этот мир. Начинай день с улыбки и улыбкой заканчивай. И не надо перед сном в голове прокручивать, что ты скажешь менеджеру, который не доставил вовремя холодильник. Какая в этом беда? Посмотри за окно, там серебряный месяц, весна, яблоня цветет! И не хмурься из-за дочкиного приятеля, не присматривайся с подозрением. Твоя дочка влюбилась, и это прекрасно!

Кто ей это скажет? Врач? Хорошо бы. Мог бы сказать и священник, но, кажется, в храм она ходит раз в году, купив в супермаркете самый дорогой, затейливо украшенный кулич.

Она привела мужа, но сама тоже сдала анализ – то ли по своей укоренившейся привычке не упускать никакой дефицит, то ли уже чувствуя недомогание. Интересно, что ей скажет Анатолий Михайлович. Если он появится, конечно…

ЧИНОВНИК

Неужели не получится на прием попасть? Я же думал – вначале сам этому врачу покажусь, а потом попрошу, чтобы он Галюшу посмотрел. А то она ходит исключительно к своей любимой Веронике, а та, курица тупая, пичкает ее БАДами и кудахчет: «Вы так прекрасно выглядите! Давление у вас в норме, сердце в порядке, а утомляемость... Это все экология. Чистить надо организм, чистить регулярно! Вот, очень рекомендую», - и сует очередную банку с пилюлями. То вытяжка из какого-то кактуса, то из водорослей, а в последний раз было – из чертополоха.

Галюша все это принимает, но я же вижу, что без толку. Она ведь раньше такая энергичная была, а сейчас все время на усталость жалуется. И похудела за последний год сильно. Она, конечно, этому только радуется, как любая женщина. Полгода назад новый костюм купила, потому что любимый бежевый стал великоват, а позавчера новый отдала в ателье, чтобы ушили. И при этом много ест, много и часто. Вроде только поужинали, а она через час: «Боря, перекусить не хочешь? А мне что-то опять захотелось. Бутербродик себе сделаю». Пойдет на кухню, а потом смотришь – на завтрак хлеба не осталось, значит, бутерброд был не один.

Ох, зря сейчас про еду вспомнил… Булочки у этой тетки-разносчицы были маленькие и черствые. Будто и не ел.

Бедная Галюша, тоже голодная! Здесь же наверняка рядом есть какой-нибудь гастроном, могла бы сходить. Или я. Правда, тут этот… Сергей Никитич. Не хочется, чтобы Галя с ним оставалась здесь без меня. Вдруг он решит ей рассказать? Просто так. Кто его знает… И самому с ним оставаться тоже не хочется. Так что – поголодаем. Не вечно же это будет продолжаться, в конце концов…

– Какая красивая мелодия! – рыжая девица прислушивается к музыке, которая доносится с третьего этажа.

- Полонез Огинского, - говорит юморист в куртке. И глазами на рыжую стреляет. Ага, охмуряет ее. Типа эрудит и меломан.

Полонез Огинского. А если правильно – полонез ля минор «Прощание с родиной». Тогда, почти тридцать лет назад, эта музыка тоже доносилась вот так – приглушенно, с другого этажа. Играла соседка, Ира.

Полное имя – Ирэна. Так бабушка захотела, а бабушка была с характером – не дай Бог! Урожденная Войцеховская, польские корни, осанка, взгляд… Дочь молча подчинялась, зять иногда ворчал, но очень тихо, чтобы теща не услышала. Внучка, которую назвали, как бабушка велела, для друзей была просто Ира. Милая, улыбчивая, она своими щечками, ямочками и карими глазами напоминала булочку с изюмом.

Вся семья во главе с бабушкой переехала в нашу панельную девятиэтажку в середине лета, после того, как в школах отгремели выпускные балы. Сидел как-то возле подъезда на скамейке, ждал приятеля, а тут эта новенькая девчонка – спросила, где ближайший овощной. Разговорились. Я поступал в политех, Ира – в консерваторию.

Сталкивались потом во дворе и на лестнице, болтали, обменивались первыми студенческими впечатлениями. Готовился к первой сессии под фортепианные пассажи, которые доносились с ее шестого этажа на наш четвертый. А потом, после обрывков каких-то сумбурных, гремящих музык вдруг лилась эта мелодия, и тогда вместо страницы учебника виделась почему-то старинная музыкальная шкатулка, на крышке которой кружилась-танцевала фарфоровая куколка в пышном платьице, с круглыми щечками и темными глазами.

Однажды он встретился с Ирой во дворе и неожиданно для себя спросил, можно ли как-нибудь послушать ее игру не сквозь стены, а поближе, и Ира пригласила его в гости. Познакомила с бабушкой, сыграла две небольшие бурные пьесы (было впечатление, что на голову обрушился водопад), а в заключение – полонез. «Это обязательная программа, для бабушки», – улыбнулась Ира. А потом бабушка поила их чаем со сладким пирогом, который называла смешным и странным словом «пляцок».

Поцеловался с Ирой в первый раз только через год. Еще через полгода он, обнимая ее на площадке между четвертым и пятым этажами, прошептал: «Я ради тебя готов на все!».

На что – «на все», сам он понял немного позже. Когда оказалось, что для бабушки он – не сосед, не кавалер внучки, а «нищий», «быдло» и «мезальянс». С первыми двумя словами все было ясно, а вот последнее пришлось искать в словаре. Он смотрел на пометку «устар.» – и в самом деле чувствовал себя персонажем какого-то дореволюционного романа. Богатую и знатную не хотят выдавать за безродного бедняка. Бред какой-то! Какой мезальянс в наши дни?! К тому же, у Иры дома он никаких богатств не заметил. Ну, родители ее преподают в институте, а у него отец на заводе работает, мама – санитарка в роддоме, и что? Зато сам он через два года получит диплом, так почему же?..

Ира плакала. Плакала молча, и он никак не мог понять, что она сама думает делать – подчиниться бабушке и прекратить с ним видеться, встречаться тайно или пожениться без разрешения семьи?

Много лет спустя он понял – в Ирэне тогда тоже заговорили корни. Только если урожденная Войцеховская повелевала, то ее внучка, нежная панночка, просто ждала, готовая покориться сильнейшему.

А дальше все было уже не как в старинном романе, а как в очень плохом кино. Выпил. Встретил бывшего одноклассника и заплетающимся языком (никогда не думал, что после водки трудно произносить самые простые слова!) рассказал ему о своем несчастье. Тот только ухмылялся, а на следующий день позвонил: «Выйди во двор, разговор есть». Там, возле детской песочницы, в которой окурков было, кажется, больше, чем песка, одноклассник и предложил ему «подработать».

Конечно, если бы ему предложили влезть в чужую квартиру, он бы на это не пошел. Но потребовалось всего-то в течение недели ежедневно, с утра до вечера, сидеть возле одного дома и следить за жильцами квартиры на втором этаже. Крепкий мужчина уезжал по утрам на вишневых жигулях, через полчаса вместе выходили из дому мать с сыном. Она – на работу, он – в институт. Сидел в сторонке на скамейке, следил, запоминал, потом записывал в блокнот время – во сколько ушли, когда вернулись. Ну, а потом в определенный день надо было незаметно проводить парня до института и болтаться у входа в корпус. И если вдруг, вопреки обычному расписанию, парень вдруг из института выйдет, - бегом к ближайшему автомату и звонить по такому-то номеру. Вот и все. Парень график не нарушил. Все получилось.

Деньги были ровненькие, не мятые, купюра к купюре. «Не бойся, не фальшивые. Все чисто», - подмигнул бывший одноклассник. И добавил: «Да ты не хезай, они с голоду не умрут. Там папаша – директор мясокомбината. Понял?». Да он понял, когда в первый раз этого парня-студента увидел. Тот шел в институт на пары в кожаной куртке и в самых модных джинсах. Где такие шмотки берут вообще?.. Сразу видно – не голодранец.

Потом в цеху, где шил рабочие брезентовые рукавицы, думал: а может, чертова бабка была права, когда говорила про быдло? Было бы у него другое воспитание – не согласился бы на эту слежку, ни за какие деньги. А тут... Сначала боялся очень, трясло всего, но потом привык, даже какой-то азарт появился. И было счастье – когда дарил Ире розы и дефицитные коробки шоколадных конфет. Еще купил себе хороший костюм и, встречая на лестнице каргу Войцеховскую, вежливо здоровался с ней и вежливо интересовался ее здоровьем, поправляя при этом узел галстука.

Возможно, со временем эти изменения и произвели бы на бабку должное впечатление, но времени не оказалось. Все закончилось очень быстро…

Ну вот, вспомнил об этом – и снова в голове зашумело. Из-за этих шумов Галя его сюда и привела. Ничего, сейчас пройдет. Всё проходит. Всё.

Полонез закончился, оркестр заиграл вальс из «Ласкового и нежного зверя», и этот весельчак в куртке пригласил рыжую танцевать, надо же! И она пошла! Да… Любви, и в самом деле, все покорно – все возрасты и обстоятельства, логика, разум… В любое время и в любом месте вот так закружит… под вальс или полонез… без разницы…

ЖУРНАЛИСТКА

Прикольно. Никак не думала, что мне сегодня придется танцевать. В планах было –собрать материал на врача, потом в магазин, затариться продуктами и – к маме. Сварить ей суп, поменять постель, белье забрать в стирку. Окна! Когда я вымою у нее окна? Сегодня времени не хватило бы по-любому, даже если б с врачом все получилось быстро, а теперь – тем более… Вторник, утро пустое. Может, окна во вторник?..

Удивительно, сколько мыслей может промелькнуть буквально за пять секунд. А между прочим, он хорошо танцует.

Я уже и не помню, когда в последний раз танцевала. А, ну да, на Новый год, на корпоративе. Блин, не наступить бы ему на ногу…

Не успела ему ноги отдавить – вальс закончился и грянуло что-то кабацкое, вроде «семь-сорок». Сели, конечно. А тут из туалета мужчина выходит в полосатом костюме, из музыкантов. Он туда прошел, пока мы танцевали.

Вышел этот, в полосочку, – и прямо к Валерию:

- Я видел, вы сейчас танцевали…

- Да, не сдержался. Такая партнерша, такой вальс! Спасибо вам, товарищ…

- Я – кларнет, - подсказал полосатый. - А больше ничего не хотите?

- В каком смысле?

- Мы могли бы что-то еще сыграть, по вашему желанию.

- Вы знаете, мы уже и потанцевали, и перекусили, – улыбнулся Валерий. – Боюсь, что сейчас, кроме врача, которого мы ждем, нас ничто не утешит. Так что – спасибо за предложение.

– Ничего не хотите? – мужчина то ли с удивлением, то ли с угрозой обратился уже не к Валерию, а посмотрел на всю очередь. – Штраус, Чайковский, Берлиоз, Шнитке… Не желаете?

– Послушайте, отстаньте от нас! – вспылила дамочка. – То булочки, то крестики, то гробы!..

– А теперь – вальсы и полонезы, – буркнул ее муж.

– Я сюда не на шопинг пришла, а к врачу. Ясно? – крикнула дама.

– Сударыня, а вам не говорили, что музыка исцеляет? – не сдавался кларнет. – Врачует наши души, так сказать.

В ответ все промолчали. Тогда кларнет пожал плечами и сказал:

– Ладно. Значит, на наш выбор. Будет Шопен. – И ушел.

Смолкли его шаги на лестнице. «Семь-сорок» оборвалось на середине, а через полминуты до нас донесся похоронный марш.

– О, Господи! – застонал религиозный профессор.

– Как это понимать? – возмутился первый в очереди дядечка.

– А это Шопен. На шару, – объяснил ему Валерий.

– Безобразие! – причитала дама.

Из лаборатории выглянула медсестра и с ненавистью уставилась на потолок.

Наконец-то, марш закончился, но долго радоваться нам не пришлось – они его заиграли по второму кругу. И что-то подсказывало, что круг этот – не последний.

– Что делать будем? – спросил Валерий и обратился к мужчине с ямочкой на подбородке. – Может, припугнете корочкой?

– Бесполезно, – вмешалась медсестра. – Они за аренду заплатили. Репетируют. Все по закону.

– Де юре – они могут играть что хотят, – вдруг изрек судья, который, кажется, молчал с тех самых пор, как пришел.

– А де факто – я бы их убил, – мрачно заметил мужчина, которому не удалось применить корочку.

- Надо договариваться, - говорю я и смотрю на артиста.

Он, кажется, польщен, но при этом делает изумленное лицо:

- А что вы на меня смотрите?

- Вы же артист, вам легче договориться с товарищами по цеху.

Думает, поглаживая подбородок. Морщит лоб. Явно играет перед нами полководца накануне битвы, а может, разведчика, продумывающего операцию. Над нашими головами завывает оркестр. С чувством играют, паразиты… Наконец, артист решился, оглядел нас и изрек:

- Парламентеры с пустыми руками не ходят.

- Да, придется скинуться на белый флаг, - поддержал его Валерий.

Собрали по купюре, артист приосанился и удалился. Через минуту трагические пассажи стихли. Страждущие облегченно вздохнули.

– Эх, не догадались мы вместо Шопена Мендельсона им заказать! – огорчился Валерий.

– Нет уж, хватит танцев! Давайте посидим спокойно, в тишине, – ответила дамочка, тут же достала мобильный и начала трещать, жаловаться кому-то на отсутствующего врача и договариваться о маникюре на среду.

Клиент номер один под дверью страдальчески скривился. Сразу видно – в общественном транспорте не ездит. Когда тебе в маршрутке трястись минут сорок, а с тобой рядом вот такая сядет… Тут либо наушники с музыкой, либо научиться отключаться. Перестать различать отдельные слова и относиться к этой болтовне как к звукам природы. К чириканью воробьев, например, или к прибою. Закрываешь глаза – и уже не слышишь про ее маникюр. Сидишь, как на берегу моря. Оно шумит, а ты думаешь о своем. Мне вот сейчас, под шум дамочки, вспоминается, как я танцевала в прошлый раз.

Музыка тогда, в ресторане, на новогоднем корпоративе была – не то, что здесь. Какие вальсы, какие полонезы и Берлиозы? Ваенга и «рюмка водки на столе». В смысле танцев – идеально для тех, кто уже набрался и способен только обняться и топтаться на месте. Я сидела в уголке и смотрела, как шеф танцует с задастой Ковалевой. Он все пытался ее крутануть вокруг оси, не учитывая ковалевские габариты. Закружить-то ее можно, а вот остановить будет трудно. В общем, сидела я, пила и любовалась на эти кульбиты, а тут вдруг – наш фотокорр. Мы с ним давно знакомы, но видимся редко и общаемся мало. Он в конторе не сидит, появляется раз в месяц за гонорарами, ну и, кроме того, все сабантуи посещает. Очень интересный, очень. Не первой молодости, не болтлив, да еще и, как всеведущая бухгалтерица Катя рассказала, не окольцован. В общем, много «не», которые являются достоинствами, а не недостатками.

Подсел, протянул свой бокал, чокнулись, выпили. А потом он мне руку протягивает и на танцпол приглашает. Пошла, конечно. Плывем. Чувствую – ноги подкашиваются, но, кажется, не от коньяка…

Закончился тот корпоратив банально, но прекрасно. Прекрасно! Хотя и банально. У меня. Следующие два дня я терзалась традиционным бабским вопросом: «Позвонит или не позвонит?», а потом случайно пересеклась в курилке с той же Катей, которая была мрачнее тучи и пожаловалась, что зять слишком рано начал Новый год встречать, третий вечер подряд на бровях приходит. Говорю – пьет? Так гоните к чертям, Ленка твоя молодая, хорошенькая, найдет себе нормального. «А ребенок? – возразила Катя. – Ленка сама на одни жвачки зарабатывает, а у меня сил нет всех на себе тянуть. Этот черт на праздники запивает, но все-таки получает на своем СТО нормально». Я и ляпнула, как самая наивная дурочка: «Хорошо получает – значит, и алименты будет хорошие платить». Катя скривилась: «Ага, будет. Кто их сейчас платит, когда зарплаты в конвертах? Вон, как наш папарацци». В эту секунду я уже поняла, но все-таки уточнила: «Какой папарацци?». – «Да Лепко, Андрей, с которым ты на корпоративе танцевала. Каждый месяц ему конвертик вручаю, а у него два пацана, от двух бывших. И он ни в одну семью – ни копейки. Прячется».

Вот так, покурили. И до конца дня у меня в голове крутилось: ни в одну семью не платит. Не дает ни копейки. Не – ни. Типичный пример двойного отрицания в русском языке.

Двойное отрицание. Мне бы и простого хватило, чтобы вычеркнуть этого красавца из возможных кандидатов. Марш Мендельсона мне не нужен, даже женатый вполне подойдет, главное – чтобы материально потом поддерживал. Ну и, конечно, чтобы был здоров. Это – самое первое требование.

…В самом деле, отключилась, как на морском берегу! Не услышала шагов на лестнице, а поняла, что кто-то пришел, только тогда, когда все ко входу обернулись. А там – точно не врач, но персонаж колоритный, есть на что полюбоваться. То ли узбек, то ли таджик, а может, казах? Кто их разберет. В общем, товарищ явно с востока. Стоит с букетом роз и заявляет:

- Мне нада врач Мария!

ПРАВООХРАНИТЕЛЬ

Врач отсутствует, зато медсестра ведет прием за двоих. Сначала какой-то странный тип тут вертелся, сидел зачем-то в очереди, потом резко испарился. Это был явно ее клиент. Теперь новый чучмек. Мало нам тут одного, на лесах. Врач Мария ему «нада»! Говорю:

- Врач здесь – Анатолий Михайлович.

- Нет, Мария! – уперся чучмек.

Первый мужик, который под самым кабинетом сидит, встрял:

- Он, наверное, медсестру ищет, - и в дверь лаборатории стукнул.

Медсестра выглянула, чучмек с веником в руках улыбнулся на все… не знаю, сколько их там у него, но с золотом:

- Мария, я приехал!

Наша Маша глаза выпучила:

- Ты кто?

- Не узнал? Я Али! Фото тебе слал. Ты же мне письма писал!

- Писал… Да, писала, – растерянно бормочет медсестра. – Как ты тут оказался?

- Приехал. В агентство пошел, заплатил. Дали телефоны. Я на мобильный позвонил, девушка сказал – нет связи с абонента. Домашний позвонил. Брат твой сказал, что ты на работе, я спросил – где…

– Брат? И он сказал – где?! – Кажется, она серьезно испугалась. – Все, спасайся, кто может.

А чучмек продолжает:

– Я адрес у него взял. Быстро нашел – джиписэ помог. Мария, я за тобой приехал! Иди замуж.

Медсестра только моргает, а этот, жених, букет протягивает:

– Я к тебе сюда прямо с поезда.

– Почему с поезда? – спросила Мария. – Разве из Турции не самолетом?..

– Почему Турция? – удивился чучмек. – Я Серхетабад живу.

– Сех… Сехр… бад… Это не Турция?

– Туркмения. Раньше Кушка, знаешь?

У Маши, кажется, началась истерика. Рухнула на стул, который для нее быстро освободил первый возле двери, и то ли расхохоталась, то ли зарыдала, непонятно. Потом среди всхлипываний, мы разобрали, в чем дело. Оказалось, Маша решила найти себе жениха за границей и пошла в брачное агентство, где ее уверили: у них только иностранцы! Да, в анкете этого Али, кажется, был указан город – этот… какой-то «бад»… Латиницей было написано. Анкета лежала в папке «Восток» – там Турция, Египет, Эмираты. Она вообще серьезно ни с кем еще не общалась – так, для знакомства написала пару общих писем о себе, ерунду всякую – про мечты о вечной любви и семейном счастье, фотку прицепила. Выбрала по анкетам четверых, кому агентство отправило ее письмо. Ответы пришли такие же конкретные – мечты, идеал, любовь, семья, бла-бла… Переписка, как полагается, через электронный ящик фирмы, ни с кем из женихов ни о каких встречах пока речи не шло, и вот – здрасьте, приехали! Точнее – приехал.

– Я же иностранца искала! – вдруг закричала Мария на Али. Ну да, а на кого ей сейчас орать?

Чучмек букет под мышку пристроил и начал пальцы загибать:

– Ты хотел иностранец – раз? Богатый – два? Я сюда ехал – визу делал. Значит, иностранец. Триста овец – значит богатый. Зато тебе английский учить не нада. А мне жена-медработник нада!

Тут рыжая девица встряла:

- А что, если не медработник, то не подходит?

– У меня жена-учитель есть, – опять загнул палец Али. – А вторая – повар. Врач нада.

– Две жены? – в ужасе прошептала Мария.

Бизнесмен рассмеялся:

– Ага, если в семье одна жена, она может стать эгоисткой. Мария, соглашайся! – подмигнул он медсестре. – Раз третью жену берет, значит, мужик крепкий! А инородца ты сама хотела.

В конце концов, Маша утерла слезы, молча взяла из рук жениха букет, ушла в лабораторию и закрыла за собой дверь. Чучмек стоит столбом посреди холла, а очередь шушукается. Слышу: «Вот девушки теперь, лишь бы за иностранца!», «Какая разница, где жить? Главное – с кем!», «Овец пасет, но джипиэс знает, гляди-ка», «У нее вроде обручальное кольцо, или мне показалось?», «А он симпатичный. Да еще и триста овец…». И смеются.

Смешно им! А я бы всех чернозадых мигом отсюда – по домам. Пусть едут в свою Кушку, Ташкент, Ереван… И город Яккабаг Кашкадарьинской области. Листал недавно дело одного такого. Сайфуддин, фамилию не запомнил, а вот место жительства почему-то врезалось. Приехал этот Сайфуддин из своего Яккабага, говорит – брат позвал. Брат на стройке хорошо зарабатывал, а там еще штукатуры потребовались, вот и поехал. Родителям деньги посылал. Квартиру вместе с братом снимал и еще тремя такими же, со стройки. Год все было нормально, а потом платить за работу стали «сильно меньше». Хотел домой ехать, но откладывал – надо было на билет заработать и за квартиру рассчитаться, задолжали они за жилье всем своим табором. Время шло, а в один замечательный вечер что-то у них на хате загорелось. Чучмеки говорят, что телевизор старенький взорвался, но это – по их словам. Короче, съемная квартира и еще три соседних – дотла. Конечно, уголовное дело. Хозяин квартиры и соседи подсчитывают ущерб. Наши ребята работают – выясняют, нет ли следов поджога.

И это самая хорошая история – не гоп-стоп, не изнасилование, просто пожар, даже без трупов. А терроризм? Сегодня он весь такой приличный из себя, костюм, букет, а завтра обмотается взрывчаткой с гвоздями и в метро сядет. Вот этот, считаете, не сядет? А что, каждого караулить? Вы умеете различать с виду, который из них – тихий штукатур, вон – над нами, на лесах, с валиком возится, а который исламист и камикадзе? А потом сами же кричать будете: куда милиция смотрела?!

Овец у него триста… Это вы все бараны, что с ними сюсюкаете! А я бы…

У внучки в классе черных уже пятеро. Двое из них по-русски почти не говорят. Училка все им по десять раз объясняет, остальные дети при этом дурака валяют, скоро класс от программы отстанет. У внучкиной соседки по парте пенал пропал, дорогой, красивый.

А что эта орда в городе прошлой осенью устроила? Прямо на улицах баранов резали. Это нормально?

Как подумаю про все это – аж руки болят. Сам не замечаю, как кулаки сжимаются. Так, спокойно… Потихонечку пальцы разжать…

А хорошо бы, чтобы прямо сейчас врач пришел. Не пришлось бы ничего ему объяснять, вся моя проблема – вот, пожалуйста, как на ладони. На моих ладонях следы от ногтей остались. Это я так кулаки сжал от одних только мыслей про этих. Хорошо, что тут люди вокруг, да и повода особого не было, просто подумалось... А два раза уже дело заканчивалось ободранными костяшками. С одним задержанным все обошлось, а вот второго в больничку отправили, перепонка у него лопнула. Причем, это у меня реакция именно на чернозадых, а их все больше, и сталкиваться с ними приходится все чаще. Те два случая замяли, но кто его знает, где вылезут какие-нибудь правозащитники, адвокаты слишком активные, гуманисты, мать их…

Сын смеется: у тебя, батя, аллергия на урюк. Вот точно сказал – урюки! Посмеялись с ним, но, в принципе, мне не до шуток. Надо с нервами что-то делать, как-то подлечить…

МУЖ МАРИИ

Сидел дома еще полчаса после звонка, еле вытерпел, и только потом пошел в поликлинику. Эти полчаса плюс время на дорогу – думаю, он уже там.

Поднялся я на второй этаж – и точно: стоит под кабинетом. То ли узбек, то ли таджик, кто его знает. В любом случае, звонил мужик восточный: «Мне Мария нада! Дайте адрес больница, пжалыста!».

И в этот же момент Маша из кабинета выходит. Меня видит, конечно. Переводит взгляд на этого, восточного, и официальным тоном произносит:

- Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Восточный ее спрашивает:

- Как?

Мужик из очереди, в джинсовой куртке, тянет восточного за руку и показывает на свободный стул рядом с собой:

- За мной будете.

Восточный сел, но вдруг говорит Маше:

- Мария!..

– Николаевна, – ледяным тоном уточняет Машка. – Сейчас придет доктор и вас примет.

- Хотелось бы, - тяжело вздохнул кто-то в очереди.

Наконец, Маша подошла ко мне и спрашивает, ласково так:

- Ты что-то хотел?

Улыбается, в глаза смотрит, стерва!.. Показываю на очередь:

- Это кто?

- Пациенты. Ждут. Анатолий Михайлович задерживается, и вот…

– Я говорю – вон тот, абрек, – кто это?

- Тоже пациент.

- Он звонил к нам домой полчаса назад. Спрашивал, где ты.

Нас все слушают, но мне плевать. Больные, понимаешь ли…

- Ты о чем? – подняла брови Мария. – Наверное, ошибся кто-то.

- Мария!

– Николаевна! – огрызнулась Маша. – Что ты хочешь? Тебе опять что-то померещилось?

Мне померещилось, значит? Вот же ж…

А вдруг этот, в очереди, реально – не тот? Сейчас этих восточных развелось, как тараканов. Может, тот, что звонил, еще сюда не добрался? А может, наоборот, приехал раньше и уже у нее в кабинете? Отодвинул я Марию в сторону и пошел в лабораторию. Так и есть! Точнее – мужика нет, а есть цветы, розы в трехлитровом бутыле на подоконнике. Взял их вместе с бутылем и несу ей, предъявить, так сказать, вещественное доказательство. Но не успел ничего сказать, как вдруг вмешалась рыжая женщина из очереди:

– Мужчина, поосторожнее, пожалуйста, с моими цветами!

– Вашими?

– Моими. Я врачу принесла, – говорит, – хочу его поблагодарить. Попросила Машу в воду поставить.

Правда, что ли? Или это их бабская солидарность? Поставил я бутыль на пол и подошел к восточному. Спрашиваю его:

- Ты что, к врачу?

Кивает быстро-быстро:

- Да. У меня печен. Понимаешь, да? Печен.

Наверное, они тут сговорились, пока я в кабинет заходил. Эх, надо было сразу с этим типом поговорить, не сообразил я! А теперь не докажешь…

Повернулся я и пошел к выходу. В дверях остановился и сказал:

- Мария! Домой не приходи!

Придет, конечно, куда денется… Ну, ничего, я с ней еще дома разберусь.

ОН

За очередью всегда интересно наблюдать, но сегодня день выдался как никогда бурный. Конечно, как обычно, они много думают о своих болезнях и о враче, но, кроме того, есть взаимный интерес, даже флирт и, как ни удивительно, любовь.

Муж Марию, конечно же, любит. По-своему. У него любовь вот такая – с ревностью, недоверием и скандалами. А она его – нет. И любовника своего, который сегодня приходил за часами, тоже не любит. И, разумеется, к этому жениху, который час назад выбирал ей на рынке розы и разговорился между делом со своей землячкой, торгующей здесь овощами, – к этому мужчине она тоже никаких чувств не питает. Все чувства, вся любовь ее – не здесь, а в тесной комнате со старым зеленым диваном, аквариумом и большой фотографией на стене…

Она натягивает ему на ноги свежие носки, хотя сняла перед этим тоже совсем чистые, и надевает домашние шлепанцы. Он обнимает ее за плечи, она его – за спину, усилие – и она пересаживает его с дивана в инвалидную коляску, а потом устанавливает его ступни в ненужных тапках на подножки коляски.

Усохшие, безжизненные мышцы, бледная кожа… А улыбка у него яркая, как и у Маши. Губы и глаза у них обоих – от мамы. На стене фотография – стройная женщина держит на руках насупившуюся девочку в беретике, а рядом стоит мальчишка с футбольным мячом. И женщина улыбается тому, кто их снимает, самой счастливой улыбкой на свете. Так умела улыбаться только она, а теперь точно так освещаются лица Марии и того, у чьих ног когда-то валялся на траве обшарпанный футбольный мяч…

Или вот эта троица из очереди – женщина, которая привела к врачу мужа и встретила здесь своего бывшего. Он ушел на третий этаж, к музыкантам, договариваться, чтобы перестали играть похоронный марш, но почему-то долго не возвращается, и теперь она то и дело поглядывает на потолок, словно надеется через перекрытия увидеть, что он там делает. Да, любовь к этому человеку давным-давно ушла. Пожелтела, как лист на чинаре осенью, оторвалась от ветки и сгинула. Но она была, была, конечно…

Наконец, артист вернулся. Нетвердой походкой прошел к своему месту, сел, показал всем большой палец:

– Вот такие ребята! Все ноты знают.

– Понятно, – улыбнулся налоговый инспектор. – Белый флаг пропили. По-честному.

– Нет, поровну! – засмеялся артист и, кажется, хотел рассказать что-то про «вот таких ребят», но наткнулся на ледяной взгляд бывшей жены и замолчал.

Артист вернулся, музыка стихла, Мария ушла в лабораторию. Все молча смотрели на букет, который муж Марии оставил на полу посреди холла. Наконец, жених взял банку с букетом, подошел к двери в лабораторию, постоял там в нерешительности, снова поставил банку на пол, под дверью, и вернулся в очередь.

– Да-а, от такого мужа – хоть в Туркмению, – вздохнула рыжая.

В этот момент на лестнице раздались шаги, голоса – и все, как подсолнухи к солнцу, развернулись к дверям. Но там снова появился парень, который заходил сюда сегодня уже дважды. Уверенным тоном всех продавцов и зубрил-отличников, он говорил новому клиенту:

– Это здание подходит вам как нельзя лучше!

– Не может быть! – пробормотал налоговик.

– На первом этаже, вы видели, большой зал, здесь, на втором, холл и кабинеты. Вашим массажистам…

– Визажистам, – поправил покупатель.

– Да-да, конечно, визажистам. Здесь есть, где развернуться, – тараторил маклер.

Очередь рассматривала покупателя, который неторопливо прохаживался по холлу, и каждый отмечал в этом ярком молодом человеке что-то свое.

Рыжая женщина: «Ух, какой шикарный загар! Одно из двух – либо Испания, либо регулярный солярий».

Крепкий мужчина с ямкой на подбородке: «Вокруг запястья надпись не по-нашему, из-под рукава выглядывает, и на шее с правой стороны какой-то узор – линии, переплетения… Но рисуночки не криминальные».

Профессор: «Лишь бы оригинальничать! Крестик, но не на груди, а в ухе болтается. Ну, куда это годится? Носи себе серьги на здоровье, но крест зачем?».

Дамочка: «Татуировки, серьга, да еще и волосы крашеные! Ну и мужчины пошли…».

– Посмотрите, какая планировка, – ходил по пятам за покупателем маклер. – Можно пофантазировать насчет дизайна. Вот эта стена отлично подходит для мозаики. Что-нибудь древнее. Гаремы, купальни… Тут – кабинеты, – он распахнул перед покупателем двери и молчаливый крашеный молодой человек с татуировками и серьгой-крестиком без особого интереса осмотрел кабинеты. Подошли к лаборатории.

- Сейчас, к сожалению, один кабинет посмотреть нельзя, – сказал маклер. – Тут еще врач принимает, это к нему…

Он повернулся к очереди, но тут поднялся один из пациентов, тот самый – крупный мужчина с командным голосом и ямкой на подбородке:

– Здравствуйте! Мы – участники аукциона на покупку здания. – Он взял под руку оторопевшего маклера и показал в сторону курилки: – Можно вас на минуточку?

ПРАВООХРАНИТЕЛЬ

- Документы.

Этот чижик в костюмчике сразу все понял, заблеял: «Я… Да… Сейчас…», – свою модную папочку на змейке под мышкой зажал и стал рыться в карманах, а потом выдохнул:

– Я в другом пиджаке оставил. Вот… – и протянул визитку.

Ага. Агентство недвижимости «Варианты», адрес офиса, телефоны. Визитка самая дешевенькая, на тонкой бумаге. Ну да, если офис и телефоны раз в неделю меняешь, на дорогие визитки зачем тратиться?

Пока я эту липу рассматривал, чижик очухался слегка и попытался поинтересоваться:

- Простите, а в чем, собственно…

Достал корочку, сунул ему под клюв на три секунды. Говорю:

– Мне показалось, что с двумя предыдущими клиентами ты уехал оформлять задаток.

– Нет, они передумали, – живо чирикнул чижик.

- Разве? А куда ты их везти собирался?

- В четвертую нотариальную.

- В воскресенье?!

Покраснел, глаза забегали, молчит.

- Мне кажется, что до нотариуса ты их все-таки довез.

- Нет, они не поехали.

Ясно. Теперь он будет держаться этой версии. Значит, только на испуг. Еще раз посмотрел на его визитку, положил к себе в карман и сказал:

- Вариант один. Мы едем в отделение, которое, как и твой нотариус, работает без выходных и...

Отреагировал он моментально:

– Не надо. Давайте решать на месте, – и папочку свою открыл, а там два конвертика.

Я его за плечи приобнял и развернул немного, чтобы мы с ним спиной к очереди встали.

- Ты пойми, - говорю, - отдавать или не отдавать мне задатки – так вопрос не стоит… Вот что с тобой дальше будет? Посмотри, сколько тут свидетелей...

- Я лучше сразу заплачу за консультацию, - торопливо сказал он и отдал мне конверты.

Ну, раз парень, такой понятливый… Достаю свою визитку и вручаю ему:

- Можешь обращаться. Вижу, предприниматель ты молодой, так что – консультироваться, консультироваться и консультироваться!

Смеюсь, и он мне даже улыбнулся в ответ. Потом помолчал, рассматривая мою визитку, и негромко спросил:

- Сергей Никитич… А с этим клиентом… как?

Как говорится, не будем резать курочку, которая может регулярно нести яйца из драгметаллов.

- Вези в нотариальную. Что мы – не люди?

Я закурил, а чижик из «Варианта» поскакал к своему заскучавшему покупателю, что-то стал ему втолковывать и, наконец, они вдвоем удалились.

Докурив, пошел на свое место – и тут наткнулся на взгляд Петра Николаевича. Чер-рт, совсем забыл, что он тут! Умеет же, падла, слиться с местностью! Поднялся мне навстречу, подошел и предложил:

- Покурим?

Пришлось идти за ним обратно в курилку. Там Петр Николаевич, морща нос от запаха, – он не курит и дыма не выносит, при нем курить нельзя! – спросил:

- О чем это вы с маклером беседовали?

- Да так… Интересовался…

- И на какую сумму поинтересовались?

- Петр Николаевич, понимаете, я…

- Понимаю, - улыбнулся Петр Николаевич. - Что мы – не люди? Но нельзя же так – при свидетелях… Вы считаете, что если у меня проблемы со зрением…

Это его любимый стиль – журить по-отечески, долго и нудно, постепенно переходя к перечислению статей и параграфов, пока собеседник не поймет, к чему весь этот разговор. Ладно, отнекиваться бесполезно. Действительно – сам виноват. Поспешил. При всех, спиной его развернул… Мог же назначить чижику встречу где-нибудь в кафе. Прилетела бы птичка, никуда не делась. А если бы и упорхнула… В общем, дурака свалял, но Петр Николаевич – золотой человек, всегда оставляет человеку шанс на исправление.

– Петр Николаевич, – говорю, – можно я к вам на неделе подъеду? Завтра, например. Проконсультироваться по одному вопросу.

- Подъезжайте. Заодно поясните, почему у вас раскрываемость снизилась.

Он вернулся на свое место, а я, наконец, закурил. Раскрываемость… Шутить изволите, Петр Николаич? Раскрывать сегодня просто нерентабельно. Вы их все равно отпускаете. Но – суть претензии понимаю. Делиться надо.

ЛЮБОВНИЦА

Ужас, ужас какой! Толик перезвонил своему приятелю, чтобы узнать, когда его ждать, а у того телефон «вне зоны». Толик аж зубами заскрипел, когда это сообщение услышал. Я говорю – наверное, у твоего Игоря батарейка села. А Толик разорался на меня: «Села? Легла! Пэтэушница… Правильно говорить – «батарейка разрядилась».

Тоже мне, учитель нашелся…

В общем, друг его приедет или нет – непонятно. Тогда Толик сказал с кухни масло растительное принести, руку ему намазать – может, получится вытащить. Смазала оливковым, но ничего не вышло, только простыню закапала. И тут вдруг муж звонит! Жалуется, что врача до сих пор нет, ждать надоело, и он собирается домой. Стала уговаривать:

– Ну, лапик, подожди еще час! Вот ты только уйдешь, а он тут же приедет! Почему-почему… По закону подлости! Ты же знаешь, как к этому врачу сложно попасть. У него запись на полгода вперед, я его умолила тебя без очереди принять!

А он: «Да ну, сколько можно тут сидеть, в другой раз приду».

- Когда - в другой раз?! Ты что? У него же сегодня как бы последний день!

Вроде уболтала. Сказал, что еще немного подождет. Говорю Толику:

- Если ты через полчаса не появишься – он поедет домой.

Толик помолчал секунду и сказал:

- У тебя напильник есть? Все, что в доме есть, тащи сюда. Напильник, отвертки, молотки…

Блин… У мужа, может, все это есть, но где он это держит?

- Я не знаю, где.

– Шевелись, давай, включай соображалку! – закричал Толик. – Время идет! Или ищи быстро, или звони мужу и спроси, где у него инструменты. Придумай что-нибудь! Скажи, что с туфлей что-то, гвоздик забить надо.

- Не кричи на меня!

Заглянула по-быстренькому в пару шкафов, но ничего не нашла. Пришлось все-таки мужу позвонить. Спросила, где у нас напильник и молоток. Сказала, что у меня на сумочке пряжка поломалась. Оказалось, что старая спортивная сумка с инструментами – в коридоре, в шкафчике с обувью. Дала Толику напильник, он попробовал пилить, но – не получается, у него же наручники.

– Возьми у меня напильник. Да, вот так возьми, за ручку. А второй ручкой… Своей, своей ручкой! Да, одной рукой – за рукоятку напильника, а второй рукой – за другой его край, иначе у тебя силы не хватит. Пили вот тут, – и он показал мне место на перекладине кровати.

Тут я поняла:

- Ты что, хочешь кровать перепилить? А как я потом мужу объясню, что с кроватью?

- Ну, не пили. Может, он меня не заметит.

- Толик, я придумала! Давай лучше наручники распилим!

– Придумала она… Не получится. На наручниках – качественная сталь, а кровать ваша из дерьма сляпана.

- Сам ты дерьмо! Это «Габриэлла», Италия, пятьсот сорок евро одна кровать, без матраса!

- Пили давай, «габриэлла» без матраса, время идет.

Начала пилить. Да, действительно, на перекладине спинки сразу большая вмятина получилась, но – руки! Руки очень больно.

– Перчатки надень, несчастье, – сказал Толик.

Нашла в шкафу кожаные перчатки. Жалко! Они почти новые, красивенькие, цвет бордо, а старые выбросила. Ну, кто же знал, что они понадобятся!

Надела перчатки, снова пилю. Звук такой противный, фууу! Пилю – и молюсь. Боженька, дорогой мой, только бы успеть! А что я мужу скажу про спинку? Ой, мамочки!.. А я подушки вертикально поставлю, вот! Может, он не заметит? Боженька, родной, пусть он не заметит! У него же столько важных дел, он так устает, ну какая ему разница, как подушки на кровати лежат?

Вдруг – звонок в дверь! Толик шепчет:

- Муж обычно сам ключом открывает или сначала звонит?

– Может и позвонить, – говорю тихонечко. – Нет, не может быть… Я же с ним по телефону говорила пять минут назад, и он был в поликлинике.

– Это он тебе сказал? Может, он уже к дому подъезжал. Может, он тебе не доверяет.

- Он – мне? Ты с ума сошел.

Снова звонят. Ужас, что же делать?

- Я не буду открывать. Если муж – сам откроет, у него ключи.

- А если это все-таки Игорь приехал?

Я встала, чтобы пойти к двери – и уронила сумку с инструментами на пол. Такой грохот!

- Тише! – шипит Толик.

Снова звонок. Толик шепчет:

- Это не муж, точно. Он бы уже ключом открыл. Пойди, посмотри в глазок.

- У нас нет глазка.

- Чер-р-рт!

Подошла тихонько к двери – и только тут вспомнила, что у нас домофон с видеокамерой, можно посмотреть, кто под дверью стоит! Просто очень давно не пользовалась камерой, поэтому забыла. Поглядела – под дверью мужик какой-то. Не муж, точно. Оказалось – сосед, над нами живет. Я его на экране просто не узнала.

Открыла. Он на меня глаза выпучил. Я только тогда сообразила, как выгляжу: в пеньюаре и кожаных перчатках! Да еще и растрепанная, и тушь размазана, кажется… А сосед бормочет:

- Вы извините, пожалуйста, что побеспокоил… Я из сороковой квартиры. Извините еще раз, напильника у вас не найдется? Очень надо, а я свой задевал куда-то.

Напильник! Я офигела просто и от неожиданности вместо того, чтобы просто сказать: «Нету у нас», – говорю:

– Напильник… Есть, но только один, и он мне самой сейчас очень нужен, извините, – и дверь захлопнула.

Вернулась в комнату, рассказала все Толику, а он торопит: «Скорее давай, время!». Стала опять пилить и очень быстро перекладина эта – пополам! Надо же, не думала, что так легко получится. Действительно, «Габриэлла» эта непрочная какая-то. За что такие деньги дерут? Ой, теперь главное, чтобы в магазине точно такая кровать была. А если только спинку заказать и поменять? Можно? Так дешевле, наверно, будет… Если новую кровать покупать… пятьсот сорок евро… Что я мужу скажу? На что потратила?

Быстро постель застелить… Ой, простыня в масле! Скорее, снять, в машинку, новую простыню достать… А Толик одевается. В штаны влез, а рубашку надеть не может - наручники мешают! И тут у него телефон запиликал. Эсэмэска, Игорь снова на связи! Пока я постель перестилала, они поговорили. Оказалось, что приятель его сейчас к нашему дому подъедет, Толик к нему в машину сядет, и там Игорь с него наручники снимет.

Толик голый по пояс, в наручниках… Я куртку ему на плечи ему набросила, а рубашку свою он в руках держит. Так и пошел. Только бы никого из соседей в подъезде не встретил!

В дверях остановился:

- Все, мне больше не звони!

Через секунду обернулся и поцеловал в щеку:

- Сам позвоню.

МЕДСЕСТРА

Позвонил, наконец. Ну, всё, сейчас начнутся разборки…

Вышла к очереди. Все, как по команде, повернулись, даже Али, хотя ему все равно.

- Анатолий Михайлович позвонил. Там все еще оцеплено. Сказал, что приедет, но принять успеет только одного.

Тишина наступила гробовая. Я их понимаю. Столько времени просидеть тут и уйти без результата. Воскресенье – коту под хвост, да еще и за анализ некоторые заплатили.

Первым высказался мужчина с раздвоенным подбородком:

- Ну, пусть он уже, наконец, приедет, а мы разберемся — кто, как, кого и где примет.

Другой мужчина, который сидит под самой дверью, заволновался:

- Я все-таки пришел первым…

Тот, что шутил все время, в джинсовой куртке, уже безо всякого юмора гаркнул:

- Первым пришел? Мы что тут, на ипподроме? Я записан первым! Я же говорил – год к этому врачу попасть не могу! Который раз записываюсь!

– Мне другое интересно, – воскликнула рыжая. – Вот Французская академия наук раз и навсегда отказалась рассматривать проекты вечных двигателей. Когда уже у нас решатся не реагировать на эти звонки про минирование? Никогда ведь ничего не находят!

Все всполошились, и только Петр Николаевич – судья, о котором меня шеф несколько раз предупредил специально, а я, дура, его не сразу узнала, – Петр Николаевич шуметь не стал. Поднялся, отошел в курилку и стал кому-то звонить.

Пожилой дядечка в очках пробормотал растерянно:

- Сказано: «И первые станут последними, а последние – первыми»…

– А мне все равно, кто первый, кто последний, – объявила дамочка, которая с мужем. – Я лично с Анатолием Михайловичем договаривалась, и он мне сказал, что нас примет.

– Вас? – изумился кто-то в очереди.

- Да, нас. Меня и мужа.

- Вас же двое, - встряла рыжая, - а время у него будет только на одного.

Тут вдруг заговорил Али:

- Говорят, что муж и жена – один… этот, с рогами…

– Бараны твои с рогами! – совсем неинтеллигентно огрызнулась дамочка. И муж ее повернулся к Али:

- Да, молодой человек, вы не вмешивайтесь. Машин супруг ушел, так что – вы свободны.

- Я Марию жду, – ответил Али.

- Ждите молча! – рявкнули на него из очереди.

Ждет… Что я с ним буду делать, когда весь этот бардак закончится? Куда я этого жениха дену? Я его не звала, конечно, но нельзя человека на улице бросить. Тем более – сегодня и такого, как он. Центр и в самом деле перекрыт, бомбу ищут, по радио передавали, а тут человек с восточной наружностью по городу бродит – не местный, без регистрации. Заметут, моментально… Ой, а если Миша за мной зайдет, как грозился?

Судья в курилке закончил разговор, спрятал телефон и направился к выходу.

- Петр Николаевич, вы уходите? – окликнул его кто-то из мужчин.

- Да. Все-таки я пришел не первым. Надо совесть иметь, - и вышел

- Вот что значит интеллигентный человек! – отметил муж дамы.

Вдруг подал голос пожилой дядечка в очках, который до сих пор сидел с обалдевшим видом и бубнил что-то про первых и последних:

- Послушайте! Послушайте!

Оказалось, что он не только мямлить умеет, – голос у него сильный, с напором. Все притихли, обернулись к нему:

- Мне хотят операцию делать. Я обязательно должен с Анатолием Михайловичем проконсультироваться – может, не надо резать?..

- Почему «не надо»? – буркнул когда-то веселый, а теперь мрачный. – Пусть режут. Самый точный способ диагностики – вскрытие.

- Как вы можете? – аж поперхнулся пожилой.

В разговор вмешалась рыжая:

- Послушайте, а давайте кинем жребий.

Бывший весельчак ничего ей не возразил, но кто-то возмутился: «Еще чего!», а тот, что пришел первым, сказал:

– Женщина, вы, кстати, даже кровь не сдавали! И вы тоже! – сказал он пожилому, который жаловался про операцию. – Вот кто кровь сдал – те и будут жребий тянуть.

– Я сейчас сдам! – испуганно сказал пожилой.

– Сейчас! Разбежался! Прием крови окончен, – засмеялся первый.

– Почему?

– Маша уезжает. В Туркмению, – заржал кто-то из мужчин.

Дальше, заговорили, кажется, все сразу.

– Бросьте эти шутки! Надо все-таки определиться, кто останется!

– Пусть Анатолий Михайлович сам решит.

– Послушайте, вы же все – молодые люди, у вас здоровье покрепче, а у меня сердце…

– У всех сердце.

– Может, все-таки жребий бросим? – подал голос мужчина, который ходил к музыкантам наверх договариваться. В очереди, кажется, тогда говорили, что он артист. – Мне очень надо!

Неожиданно на него набросилась дамочка, которая пришла с мужем, да еще и «тыкать» начала:

– Тебе-то зачем?! Алкоголик! Тебя кодируй – не кодируй…

Муж ее изумленно протянул: «Галюша?!..», и остальные переглянулись, но тут опять заговорил пожилой:

– Поймите, меня в пятницу уже хотят оперировать! Я должен посоветоваться с Анатолием Михайловичем!

Ему отвечали наперебой:

– Почему именно с ним?

– Действительно! Советуйтесь… со своим непосредственным начальством.

– Вы кого имеете в виду? – не понял пожилой.

– Сходите в церковь, поставьте свечку, и Господь укажет вам верный путь. По знакомству.

Пожилой сморщился, приложил руку к левой стороне груди, но тот, что раньше шутил, жестко и зло сказал ему:

– Только не говорите, что мы оскорбляем ваши религиозные чувства. Лет десять назад у вас их не было, я точно помню.

– Вот именно! – поддержал кто-то из очереди. – Вчера атеист, сегодня храмы строит… Завтра талибы придут – муфтием станешь?

– Оставьте вы его в покое! Давайте все-таки жребий бросим!

– Бросим! Но без тех, кто кровь не сдавал.

И тут пожилой вроде громко ахнул… Нет, это он так резко вдохнул воздух, еще раз вдохнул, широко открыв рот, – и сполз со стула на пол.

ОН

Скандалят, решают, кто будет тем единственным… Но место, похоже, уже занято. Когда они все начали кричать, самый незаметный, серый, как пыль, который все время сидел молча с книжкой, отошел в курилку и стал кому-то звонить. Тут, наверху, даже сквозь шум удалось расслышать несколько слов:

- Анатолий Михайлович? …в курсе… еду в суд. И вы давайте – туда же… сдал… медсестре потом позвоните, скажет… – и ушел.

Правильно говорят: до ненависти – один шаг. Не только от любви. От симпатии, спокойствия, равнодушия, безразличия один шажок – и уже прищуренные глаза, сцепленные зубы, непроизвольно сжатые кулаки. И они этих движений в себе даже не замечают! Как спокойно все сидели до сих пор, в принципе – чужие друг другу люди, которые случайно пересеклись в поликлинике. Болтали, вспоминали прошлое… Но вот им стало что делить – и неприязнь вспыхнула моментально. Она поднимается сюда, наверх, как жар над костром. Дрожит воздух, двоятся контуры… Если кто-то подбросит в огонь веток, то загорится уже настоящая ненависть и полетят искры. Конечно, никто никого не убьет, все их оружие – только слова, но и словами можно…

Нет!

Пожилой мужчина хватает воздух широко открытым ртом и падает на пол.

Время замерло на секунду – и стремительно понеслось.

Быстро спуститься вниз. Растолкать тех, кто растерянно стоит над упавшим, кто присел и похлопывает его по щекам. Ухо – к его губам. Руку – ему на грудь. Но они говорят, все сразу, прямо над головой: «Скорую, скорую вызовите!», «Может, у Маши нашатырь есть?», «Сердечник… Губы аж посинели…», «Воды ему принесите!», «Маша, дайте валидол! Под язык надо… А может, лучше нитроглицерин? Сейчас я дам, у меня есть!». А потом, перекрывая всех остальных, раздался высокий женский голос, почти крик: «Врача, скорее! Ему врач нужен? Есть здесь врач?».

Я не слышу из-за них, ничего не слышу…

- Помолчите минуту. Тише! Тихо, я сказал!

Замолчали. Десять секунд… пятнадцать… Всё. Нет. Нет дыхания.

Встретился глазами с Машей. Стоит, в руке стакан с водой, половину расплескала, губы трясутся. Медсестра, конечно, но – когда она в последний раз имела дело с реанимацией, а не с бумажками и пробирками? Если вообще с этим сталкивалась…

- Маша, время!

Поняла, закивала, мобильник из кармана выхватила:

- Двенадцать - двадцать три.

- Секундомер есть? Засекай. И в «скорую» звони. Только не говори «без сознания». Скажи – остановка дыхания. Нужна реанимационная. И скажи обязательно – делаем искусственное дыхание. Так быстрее приедут.

Пока говорю, руки делают нужное. Положить мужчину удобнее, ровно – на спину. Пальцы одной руки – ему на подбородок, другую руку на лоб, чуть запрокинуть ему голову. Галстук с него снять, пиджак расстегнуть.

Маша бормочет: «Занято», – и продолжает звонить. Снова поймал ее взгляд, спросил быстро:

- Клапан для искусственного есть?

Мотает головой, и тут же закричала в трубку:

- Скорая? Алло?

Обратился ко всем сразу:

- У кого машина близко? Несите аптечку.

Тот, что в куртке, побежал, но – ждать? Пока спустится, откроет машину, поднимется обратно… Все это время сердце молчит, а значит, мозг – без кислорода. Ладно, обойдемся без клапана.

Глубокий вдох – прижаться ртом к его рту – и выдох. И – еще раз также.

Воздух проходит через его гортань, наполняет его легкие. Мне кажется, будто своим выдохом я надуваю большой пузырь, в центре которого мы с лежащим мужчиной, а все остальные – снаружи, за тонкой мембраной. Я слышу, что происходит снаружи, но глухо, будто сквозь пленку.

Две ладони, одна на другую, положить на центр его грудной клетки и – ритмично давить. Толкать, гнать толчками кровь от легких. Ладонями – вместо его сердца, которое молчит. Раз, два, три, четыре, пять…

Слышу – женщина высоким голосом кричит: «Он что, умер, да? Как же… Он мертвый?!», и рыдает, но кто-то говорит: «Уйдите с ней!», - и женский плач становится слабее, дальше, тише. Маша говорит строго и громко: «Да не толпитесь вы! Отойдите все! Все три шага назад, ну?». Потом слышу – она дозвонилась! Говорит правильно: «остановка дыхания, нет сердцебиения, реанимационную бригаду. Сейчас делаем искусственное дыхание».

Пробка! Мария говорила – врач застрял в пробке. Правда или нет? Лучше бы он соврал. Как проедет «скорая»?

…Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать…

Время несется с невероятной скоростью. Я же качаю его полминуты, не больше, а уже кажется – он полчаса лежит вот такой, с неестественно белым лицом и пегими спутанными волосами, прилипшими ко лбу. Как же его – Петр, Павел?..

…двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! Снова вдо-о-ох, и – выдох в его гортань, в его легкие. И еще-е раз. Снова компрессии – раз, два, три, четыре… двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Сколько уже?

- Маша, секундомер, время?

- Две минуты пятнадцать секунд.

После третьего цикла крикнул «Всем тихо!», – снова согнулся и подставил щеку к бледным губам. Тихо. Вокруг и внутри. Нет дыхания. Нет жизни.

Когда наклонялся, почувствовал, как к спине прилипла футболка, как дрожат руки и колени. Подменил бы кто-нибудь хоть на минуту, долго не продержусь. А качать надо до «скорой».

Краем глаза заметил – парень прибежал с аптечкой, попытался мне ее подсунуть, но Маша остановила – не надо пока. Может, его попросить помочь? А вдруг у него не выйдет правильно? Ничего, пока – сам…

…девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Вдох – выдох. Еще раз: вдо-о-о-х – выдох. И – раз, два, три, четыре, пять, шесть…

…двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! Вдо-о-ох…

Пот капает прямо на его бледно-голубую рубашку, измятую на груди. Кровь толчками бьет мне в голову. У него должно быть так же.

Давай же! Давай! Ну же!!!

…три, четыре, пять…

- Маша, время!!!

- Пять сорок.

- Тишина!

Не слышу. Я не слышу!!! В ушах гул, но это моя собственная кровь, а его дыхание… Есть!!! Или нет?.. Я ошибся?! Нет… Не понимаю…

- Маша, послушай!

Оказывается, она давно уже стоит на коленях рядом, по другую сторону от лежащего. Теперь она низко наклоняется к губам и носу мужчины, сама задерживает дыхание, замирает…

- Есть! Дышит!

БИЗНЕСМЕН

Вот это да! Как все быстро… Вот был живой человек, сидел рядом, переругивались с ним, и вот уже не человек, а тело. Моторчик заглох – и все. А еще через шесть минут – опять живой человек. Я только в кино до сих пор видел всю эту муру: «Мы теряем его! Разряд!», – а тут без приборов и разрядов, одними руками и дыханием. И кто! Какой-то чучмек, который торчал все это время у нас над головами с ведром и валиком.

После того, как Маша сказала: «Дышит!», - маляр этот даже не поднялся с колен, просто сел на пол, чуть отодвинулся в сторону и привалился к стенке. Маша с ним пару секунд пошепталась, потом принесла из лаборатории белый халат, свернула его, пристроила профессору нашему, как подушку. И еще сунула профессору в рот какую-то таблетку. Он лежал тихо, а потом стал постанывать. Маляр тут же снова пересел поближе к лежащему, взял его за кисть, нащупывая пульс, и громко, с чуть заметным восточным акцентом сказал:

- Отойдите все, пожалуйста! Воздух дайте!

Маша вскочила и, растопырив руки, стала оттеснять всех нас, как дурных овец, в другой угол холла.

– Мне дышать больно! – вдруг хрипло и жалобно произнес профессор.

– Не волнуйтесь, пожалуйста. Не говорите ничего, пожалуйста. Вам сейчас нельзя разговаривать. Сейчас скорая приедет. Пожалуйста, молчите, – тихо говорил маляр. Нет, какой же он маляр?.. Ну, в общем, мы отошли и слышали только, как он повторяет: «Не надо говорить. Не волнуйтесь». И все время – «пожалуйста, пожалуйста»…

Я поинтересовался у медсестры:

- Может, его в лабораторию перенести, на коечку?

- Не надо, - ответила она. – Его сейчас лучше не трогать. Ничего страшного, тут полежит до «скорой», сейчас не холодно.

Артист, не отрываясь, смотрел на лежащего на полу и потрясенно повторял:

- Боже мой… Чудо. Просто чудо! Он же мертвый был, точно, посинел весь. И вот – живой! Как он его…

- Он же штукатур. Или маляр? – вдруг прищурился милицейский чин, строго глядя на Машу. На челюстях у него почему-то заходили желваки.

- Врач он, врач, не беспокойтесь, – ответила медсестра. – Знает, что делает.

- А почему он тогда тут стенки красит? – продолжал правоохранитель.

- Он беженец, из Назрани, – понизив голос, объяснила медсестра. – А вообще он терапевт, поликлиникой там заведовал, в поселке, недалеко от города.

– Чего же уехал? – с недоверием смотрела на Машу дамочка

– Да я не знаю толком, – пожала плечами Маша. – У него там, вроде, документы украли. А потом где-то недалеко была перестрелка, двух чеченцев убили, и у одного оказался его паспорт. Он потом сюда приехал, в бригаду устроился…

– А вы откуда все это знаете? – вдруг задала вопрос журналистка.

– Знаю. Он моего брата лечит. Брат после аварии лежит. Врачи сказали – ходить не будет. А он Сашке массажи делает, компрессы с какими-то травами, упражнения всякие показывает – и такое улучшение! Врач от Бога!

- Он вашего брата лечит? – переспросила журналистка. – А Анатолий Михайлович вам не мог помочь?

– Анатолий Михайлович сказал, что травмы – это не его профиль.

– А он все болезни лечит? – спросила дамочка, которая с мужем пришла. Таким тоном, каким в гастрономе спрашивают: у вас колбаса свежая? И вдруг кинулась к чучмеку, присела на корточки рядом с ним, схватила за рукав: – Доктор, вы просто спаситель! Если бы не вы!..

Он пытался освободиться, но дамочка вцепилась крепко. Тогда он неловко поднялся, подошел к нам, – дамочка волоклась за ним, – и попросил Машу:

- Побудьте с ним, пожалуйста.

- Доктор, а вы все болезни лечите? – заглядывала ему в лицо дамочка.

- Лечат не болезни, лечат людей, - негромко ответил он.

- Доктор, послушайте, у меня такая проблема! И у мужа… - тарахтела дамочка,

- Нет, погодите, вы же не первая в очереди! – перебил ее ментовский чин. Не знаю, чем этот тип страдает, но склероз у него явно присутствует. Слегка забыл чувак, что и он в очереди далеко не первый, и даже не второй. Но яркий представитель внутренних органов подхватил врача-маляра под руку, отвел чуть в сторону и сказал: – Я так понял, у тебя с документами проблема. Все сделаем, не вопрос. Паспортный стол, визовый отдел…

Договорить ему не дал налоговик, который вклинился со своей единственной репликой в этом шоу: «Я же первый пришел!». Артист – туда же: «Доктор, на вас одна надежда!». Даже неудавшийся жених лез в толпу, приговаривая: «Брат! Брат!». Кажется, молчали только мы двое: я и журналистка.

В этот момент в холл вошла бригада в халатах. Профессорский спаситель высвободился от тех, кто хватал его за руки, подошел к заросшему щетиной блондину со стетоскопом в кармане и что-то негромко сказал. Я только разобрал «остановка». Блондин покивал ему, бросил фельдшеру: «Носилки давай», и наклонился к профессору:

– Как вас? Павел Петрович? Очень хорошо. Слышите меня, Пал-трович? Сейчас в больницу поедем. Все хорошо, не волнуйтесь.

Устроившись на одном из стульев под стеной, врач достал из сумки какие-то бумаги, что-то отмечал, время от времени перешептываясь с Машей и громко обращаясь к профессору:

- Сейчас-сейчас! Поедем-поедем!

Профессор снова хрипло пожаловался:

– Мне дышать больно! Когда вдох делаю – вот здесь болит, – и пытался показать рукой, где боль, но Маша, присев к нему, придерживала его за руки. – Вот здесь…

Вернулся фельдшер с шофером. Они развернули носилки, и фельдшер обратился к нам: «Мужики, помогите кто-нибудь». Мы с «внутренними органами» подошли и взяли профессора за ноги, а фельдшер с шофером – за плечи. Пока перекладывали на носилки наше светило научного атеизма и религиозного просвещения, я заметил, как блондин, прощаясь с чучмеком, пожал ему руку и сказал с усмешкой:

– Все утро в оцеплении дежурили, тихо-спокойно, без проблем, а ты нам работы добавил. Могли бы констатировать летальный, труповозку вызвать – и дальше курить. Респект тебе, мужик. – Хлопнул по плечу и добавил, кивая на постанывающего профессора: – Похоже, ты ему ребро сломал.

– Как – ребро? Вы что?! – подал голос с носилок профессор.

Я тут же вспомнил, как этот голос эхом отражался от стен большой аудитории: «Вы что, Терентьев?! Я вам при всех говорю: зачет я вам не поставлю! Шесть пропусков! При таком неуважении к лектору и предмету!..». Теперь он метал громы и молнии из положения лежа, покачиваясь от того, что шофер с фельдшером пошли не в ногу:

– Мне просто плохо стало, у меня так бывает! Зачем вы меня трогали?! Я жаловаться буду!

С этими причитаниями они удалялись в сторону лестницы, а Маша, разволновавшись, объясняла, поворачиваясь то к профессору, то ко всем нам:

– Да вы что?! Ребро – ерунда. При массаже сердца это часто бывает. Со сломанным ребром, зато живой, это же важнее! Он же вас с того света вытащил!

– Мне просто плохо стало… – донесло до нас эхо с лестницы.

ЖУРНАЛИСТКА

Профессора унесли, и все опять обступили этого… Как же его теперь называть? Маляр, врач?..

– Вы – спаситель! – провозгласила дамочка, снова хватая его за рукав робы. Да, иногда и такие истеричные курицы говорят вполне справедливые вещи. Спас же…

А вообще, имеет смысл этого спасителя уговорить. Для материала о нетрадиционниках это была бы очень эффектная концовка! Один целитель не пришел – и тут же возник другой. Свято место… и далее, по тексту. Говорю ему:

– Послушайте, что вам стоит? Люди же просят! Врача все равно нет. Мы же заплатим! Мы в вас верим. Маша нам сказала, что вы чудеса творите.

- Чудеса я не творю, - ответил спаситель. – Это был обычный массаж сердца, любой врач умеет.

- А Машин брат?

- Травы, народные рецепты, массаж, акупунктура…

- Вот! – взвизгнула дамочка. – Может, и нам поможет!

– Нет. – Спаситель внимательно посмотрел на дамочку, аккуратно отцепил ее руку от собственного рукава, но не отпустил, а продолжал держать за кисть. – Вам не это нужно.

- А что надо? – она просто пожирала его глазами.

– Нервничать не надо. Суетиться не надо. У вас же все есть, что для жизни нужно, а вы все время беспокоитесь, переживаете. Зачем нервничаете?

- Да-да, все болезни от нервов, - вздохнула дамочка.

- Не все, – возразил он. – Но ваша – от нервов.

- Моя? – изумилась дамочка, выдернула из его ладони свою руку, а потом залопотала: – Нет у меня никакой… Я мужа к доктору привела, а я – нет.

Она обернулась на мужа, который почему-то покраснел, и снова уставилась на того, кого только что называла спасителем, а он продолжал:

- Вы не волнуйтесь. Станете жить иначе – и не будет болезни. Только нервничать не надо, а надо радоваться, ведь у вас в жизни так много хорошего. Еще – питаться надо правильно.

Услышав про питание, дамочка встрепенулась:

- Диета, да?

- Диета. Но это вам любой врач расскажет. Кровь на сахар сдайте, и вам эндокринолог объяснит…

Лицо у дамочки вытянулось. Она явно ожидала чего-то другого, по крайней мере, не такого короткого и простого совета.

Пока она растерянно молчала, ближе к спасителю подвинулся артист:

- Доктор, я бы хотел с вами, так сказать, тет-а-тет, ну, вдвоем переговорить…

Они попытались отойти, но мужчина, который все повторял, что пришел первым, возмутился:

- Послушайте, есть же очередь! Что за дела?

И муж дамочки переполошился: «Доктор, подождите, доктор!»… В общем, отойти им не дали. Эти двое делали пару шагов в сторону – и вся толпа перемещалась за ними, как металлические стружки за магнитом. С одной стороны, никто не хочет о своих проблемах рассказывать врачу при посторонних, но с другой – все боятся новой порции ожидания. Двое сейчас уединятся, а остальным снова придется сидеть в очереди и ждать.

Впрочем, похоже, что этому врачу ничего не надо рассказывать. Ведь дамочка ему ни на что не пожаловалась, а теперь артист, растерянный и сникший, молчал в плотном кольце нежеланных зрителей и слушателей, но спаситель успокаивающе положил ему руку на плечо:

- Не волнуйтесь, я все понимаю. Я бы и не смог вам прямо сейчас помочь. И никто не сможет. Помочь себе можете только вы.

- Как?

- Вспомните себя в молодости. Выпускной в школе или первый курс в театральном. Вы же знали, что вы самый красивый и самый талантливый, поэтому никому не завидовали, и не было никаких мучений! Почему же теперь…

Лицо артиста на какую-то секунду просветлело, а потом он опять насупился:

- Талантливый? А если таланта мало?

- Мало? А сколько его должно быть у человека, вы знаете? Тонна? Метр? Миллионы людей не умеют рассмешить кого-то или заставить заплакать, а вы можете.

- А толку?

- А толку сравнивать себя с кем-то? Вы – это вы. Талантливый. Красивый. Остроумный. Повторяйте себе это каждый день и…

- Это аутотренинг такой, да? – хмурился артист, но спаситель уже отвернулся от него и в упор посмотрел на Валерия.

- Извините, я ничем не смогу вам помочь.

- А я ни о чем и не прошу, - улыбнулся Валерий.

- И правильно, - просиял в ответ спаситель. – Просто исключите из своей жизни то, от чего вам плохо.

А Валерий, тоже, оказывается, умеет краснеть. Залился краской, растерянно оглянулся вокруг, заметил, что я смотрю на него, и сразу отвел глаза.

- А если я не знаю, от чего мне плохо? – пробился вперед мужчина, который пришел первым.

- Знаете, - спокойно возразил ему спаситель.

- Не знаю, вам говорю!

- Правда?

Все уставились на них, как на жонглеров на арене, следя за тем, как эти двое перебрасываются короткими фразами. И когда первый замолчал, спаситель продолжил:

- Вы знаете, в каких ситуациях вам становится плохо. Просто не допускайте больше таких ситуаций.

- Как это? – возмутился первый. – Как же? А если это моя работа?

- Работу можно поменять.

Валерий почему-то захохотал, и номер первый тоже скривил губы в усмешке.

Либо этот тип обладает какими-то навыками телепатии, либо он – шарлатан высшей марки. Говорит наугад – и попадает в болевую точку. Такое вполне возможно. У кого сегодня, например, нет гастрита на нервной почве? А также аллергии, гипертонии и депрессии. И кстати! – записываясь к врачу, пациенты могли вкратце говорить ему, какие у них проблемы, а спаситель наш, как выяснилось, с Машей знакомство водит. Вот и весь секрет ясновидения!

…А что это он на меня уставился? Я при всех с ним объясняться не собираюсь. Еще не хватало, чтобы он прямо тут что-то ляпнул о том, что у меня… Я в целителей не верю, и к Анатолию Михайловичу пришла только затем, чтобы статью написать, заработать денег, а когда нужную сумму наберу – тогда уже к настоящим врачам, в центр репродуктивной медицины…

- Вы зря в судьбу не верите, - говорит и прямо в глаза смотрит.

- С чего вы взяли? Верю.

- А если верите, тогда не торопите события, - улыбнулся он мне. – Все, что вы по-настоящему хотите, все будет. Правда, для этого надо перестать рулить, руководить…

- Вы ошиблись, я не на руководящей должности и машину не вожу.

Он снова улыбнулся:

- Вы меня не поняли. Не надо управлять всем-всем, что происходит в вашей жизни. Есть вещи, которые могут произойти только неожиданно и без вашего участия. Не везде нужна сила. Не на все ваша воля. Пусть все идет, как идет, и все будет правильно и хорошо.

Кто? Кто-то при мне совсем недавно говорил про волю?.. Вспомнила. Позавчера купила и отнесла молока соседке. Полубезумная восьмидесятилетняя баба Люда с двумя котами питается, кажется, одним молоком и хлебом. Вместе с котами. И как всегда, принимая у меня из рук пакет, бабка прошамкала: «Ласточка моя, ласточка… Только ты… Никого у меня нет, все умерли, а деток не было. Бог не дал». Бог. Как легко все списать на него – свои ошибки, неверные шаги, слабости… Но, будто в ответ на мои мысли, бабка повторила: «Бог не дал. На все воля Божья». И подняла руку ко лбу, вроде чтобы перекреститься, но вместо этого стала запихивать серые прядки под сбившийся на сторону платок.

А с какой проблемой я к врачу иду, я медсестре не говорила, когда звонила записываться. Она и не спрашивала…

ОН

Отвернулся от рыжей – и оказался лицом к лицу с этим человеком.

Массивная фигура, широкие плечи, широкие скулы… Глаза с прищуром и очень приметный подбородок с глубокой ямкой, которая делит его надвое. В Риме такой подбородок был бы едва виден между пластинами шлема, прикрывающими лицо с боков… Что-то есть в этом человеке такое, что невольно представляешь его в форме с погонами, или в кольчуге, в латах и шлеме – неважно… Броня, сила и – ненависть. Она чувствовалась даже там, наверху, а сейчас, в метре от этого человека, ее почти можно увидеть.

Он ни о чем не спрашивал, ничего не просил. Смотрел в упор, а на скулах едва заметно ходили желваки. Если бы можно было отвернуться или просто промолчать! Но этот взгляд все равно найдет. Промолчать сейчас – только оттянуть на несколько минут то, что все равно произойдет.

Посмотрел ему в глаза и негромко сказал:

- Извините, но вам я ничем не могу помочь. Извините.

На лице человека в невидимом шлеме промелькнуло что-то вроде удовлетворения. Он услышал именно то, что хотел. Или не услышал того, чего не хотел услышать.

Выйти бы из этого круга, уйти из-под настойчивых и разочарованных взглядов! Подняться к себе наверх и там делать единственное, что имеет смысл, - шпаклевать и красить. Исправлять то, что можно исправить, – стенку. Но они не расступались, кольцо оставалось плотным. Муж той женщины, которой я посоветовал обратиться к эндокринологу, подал голос:

- Послушайте, вы нам тут наговорили всякого, «не волнуйтесь, радуйтесь, бросьте свою работу»… Хотелось бы, знаете, более реальных советов. И более ценных. Мы все – нормальные люди, у каждого из нас – дела. Мы не можем все бросить, не реагировать на проблемы, сидеть и улыбаться. Это, знаете, буддизм какой-то. Если вы врач, неужели вы не можете дать нормальные советы? Порекомендовать какие-то, ну, я не знаю… Препараты. Пусть даже народные средства. Упражнения какие-нибудь. Допустим, дыхательная гимнастика. Пусть даже йога. Но – конкретно! А не так… - и он разочарованно махнул рукой.

Душно. Как же тут душно. В голове гудит и сердце колотится, наверное, от всего сразу – от голода, усталости, напряжения… Повернулся к мужу той женщины:

- Я не понимаю. Вы хотите быть здоровыми?

- Ну, допустим, - буркнул мужчина.

- С вашей гипертонией справится любой врач. Есть стандартные рекомендации, лекарства… Допустим, вы избавитесь от этой болезни, но придет новая. Потому что вы в принципе нездоровы.

- Как это – в принципе? – не понял мужчина.

- Ведете нездоровый образ жизни.

- Ну, вы скажете! – вмешалась его жена, моментально наливаясь возмущением. – Борис Семенович не пьет. Курит, правда, но очень умеренно и легкие сигареты. Питание отличное, уж поверьте! Весной – комплекс витаминов. Раз в году Карловы Вары, обязательно.

- Почему же вы тогда по врачам ходите?

- Потому что экология плохая! Загрязнение вокруг! – уверенно ответила женщина.

– Да-да, конечно… экология… – Как же тут душно! Окно бы открыть. Нет, здесь же нет окон… – Загрязнение вокруг, вы правы. И снаружи, и внутри. Попробуйте изнутри очиститься. Жить без злобы, зависти и жадности. Не может быть здоровым человек, который ненавидит кого-то. Который постоянно нервничает и боится. Измениться надо. Изменить все – свои мысли, свои чувства. Тогда и будете здоровы.

– Ясно, – недовольным тоном произнес мужчина, который все время говорил, что он первый. – Вы нам, кажется, решили проповедь прочитать? Хотя вы, похоже, не православный. А совсем наоборот… Вы нам еще про десять заповедей расскажите!

– Не надо десяти! Пусть только одна будет: «Не делай другому, чего себе не желаешь». По ней живите, тогда и здоровье вернется.

– А я вообще никому ничего не делаю! – огрызнулся артист. – Плохого не делаю, – поправился он, услышав чей-то смешок.

– Послушай, брат, зачем такое говоришь? – вдруг вмешался мужчина, который звал Машу замуж. – Люди тебя как врача просят, помоги.

– Я вам как врач говорю – не ходите по целителям, сами исцеляйтесь! – кажется, я уже кричу. Кажется, я стою на склоне горы и пытаюсь удержать камень, но он вот-вот сорвется и покатится вниз. – Вам диагнозы нужны? Вы гневом больны. По всякому поводу сердитесь друг на друга, а гнев – убивает. Со зрением у вас плохо: чужие ошибки хорошо видите, свои – не замечаете…

– А еще клятву Гиппократа давал! – разочарованно протянула дама.

– Давал! «…чисто и непорочно проводить свою жизнь и свое искусство». Где у вас можно – «чисто и непорочно»? Где?

– «У вас»? – подал, наконец, голос мужчина с ямкой на подбородке. Пластины невидимого шлема прикрывали его лицо с боков, но говорить не мешали. – А ты сам откуда взялся, чтобы нас жизни учить?

Всё. Камень сорвался и покатился вниз.

Страждущие загудели негромко:

- Умный, тоже мне…

- С гор спустился – и туда же, учить!

Как они похожи сейчас на толпу с панно… Мечется по темным коридорам забытой поликлиники эхо от многоголосого крика: «Распни! Распни!». Но среди этого шума, перекрывая звон в ушах, четко прозвучало короткое слово, которое произнес человек с раздвоенным подбородком:

- Документы.

МЕДСЕСТРА

Окружили его, толпились, лезли, просили, а сами его не слушали. Да, конечно, он говорит очень просто, и это сначала просто бесит. «Не злитесь, на все воля Божья»… Он и с Сашкой так говорит. Я один раз в коридоре встала, у открытой двери, и все слушала. Компрессы ему ставит – и бормочет: «Глаза закрой, расслабься… И прости. Прости этого типа на БМВ. Лучше тебе не станет, если ты будешь его ненавидеть. А хуже – станет, обязательно. Если не можешь злость моментально выплеснуть, ударить, например, она скиснет, и потом эта кислота тебя изнутри разъест. Онкология часто – именно от этого, я тебе как врач говорю. Прости его. А не можешь простить – просто перестань думать о нем».

Сашка огрызнулся: «Как это можно – перестать думать?». А он рассмеялся в ответ: «Да легко! Читай. Думай о том, что прочитал. О Маше думай – сестра у тебя такая замечательная!». Потом помолчал и спросил тихо – но я расслышала: «А может, ты отомстить мечтаешь?». Сашка не ответил, и тогда он продолжал: «И об этом не думай. Представь, что тебе надо сделать тяжелую, неприятную, очень грязную работу. Канализацию забившуюся прочистить, например. Представил? И есть кто-то, кто готов за тебя это сделать. Не за деньги – даром. Неужели ты не согласишься?».

Сашка молчал несколько минут, а потом сказал, тихо и со злостью: «Ну, скажи еще, что его жизнь накажет. Или – Бог все видит».

«Я бы сказал, но ты не поверишь. Так я проще скажу: все будет правильно. Только если ты не начнешь делать по-своему». И вдруг, без паузы, спросил: «Ты куда хотел бы поехать путешествовать?».

Я чуть не заревела. Ну, зачем он так? Какие теперь путешествия? Сашка из квартиры не выходил уже полгода. Но Сашка, помолчав минуту, сказал с улыбкой: «Я бы в пустыню хотел. Настоящую. В Сахару, например. Или к морю, только не на курорт, а туда, где скалы, и никого нет…».

«Вот! – обрадовался он. – Ты понимаешь, что самые лучшие места – там, где человек не живет. Где одна природа – такая, как есть. И в жизни – так же. Само собой, без вмешательства человека, все сложится лучше. Жизнь сама накажет или помилует, но, поверь, все будет правильно».

«Всегда так?» – дрогнувшим голосом спросил Сашка.

«Нет, не всегда. Но в твоем случае – именно так. Поверь».

Он говорил это так, что не поверить было невозможно. Он казался тогда таким сильным, с ним было так спокойно!.. А сейчас – страшно. Он такой растерянный и такой маленький перед этим мужиком, который сказал: «Документы!». И тихо переспросил его:

– Что?

– Я спрашиваю – паспорт есть? – чугунным голосом гудит этот тип. – Отметка о регистрации?

– Вы же знаете.

– Ясно.

Тип отошел в сторону, достал телефон и стал звонить, а из толпы доносилось: «Понаехали тут… В метро войти страшно, в театр – страшно! Ребенка в школу отпускаешь и трясешься – все ли в порядке будет? Взрывы, взрывы… Вот такие беженцы ремонт делают, а потом... Кто там проверит, что в мешках, – цемент или гексоген?». Говорили, кажется, все сразу. Но не все, конечно. Тот, что раньше все время прикалывался, сейчас молчал. Подошла к нему, встала рядом и тоже молчала рыжая женщина. Ну, и Али, конечно, начал потихоньку, по шажочку, отходить от толпы в сторону лестницы. Артист заметил это и засмеялся:

– Кажется, помолвка не состоится?

– Я Марию внизу ждать буду, – сказал Али и вышел. Интересно, в самом деле будет ждать, или как?..

– Алло! Петрович? – говорил в трубку этот тип. – У тебя в сто восемнадцатом есть кто свой? Позвони им, пусть пришлют наряд. Поликлиника, сорок пятая, второй этаж. Что значит заняты? «Щит-антитеррор»? Ну, а я о чем? Тут один без документов. Из Назарета. Оговорился, прости, Господи, из Назрани. Предположительно из Назрани. Подозрительный. Это ж за углом! Жду, давай.

Я не выдержала, подошла к этому мужчине:

– Зачем вы?.. Он же никому ничего плохого не сделал. Наоборот – человеку жизнь спас.

– Ну да! – подскочила дамочка. – А кто этому человеку ребра переломал? А вы говорили – «целитель от Бога!». Перелом! У него вообще лицензия есть? Эта… на право лечить? Есть у вас лицензия? – повернулась она к нему.

– Нет.

– Ну вот! – воскликнула дамочка.

– Галя, Галя, успокойся, сядь, – тянул ее в сторону муж.

– Нанесение телесных повреждений, – ни к кому не обращаясь, произнес тот тип, мент с подбородком. – Это кроме отсутствия документов и регистрации.

– Имейте совесть, какие повреждения?! – закричала я.

– Такие! – не унималась дамочка. – Ребро сломал же!

- Свидетелями будете? – вдруг обратился к ней мент.

- Свидетелями?.. – она притихла. – А это долго?

- Галюша, Галя!… – тянул ее за руку муж.

– Добро наказуемо, но не до такой же степени! – вдруг возмутилась рыжая.

- Свидетелем будете? – сразу повернулся к ней мент.

- Да! – но тут же осеклась.

- Надо будет поехать в отделение, все оформить. Это, конечно, не быстро, - продолжал мент.

Рыжая оглянулась на веселого, покраснела и забормотала:

– Воскресенье… К маме надо… если я к ней сегодня не приеду…

– Не вопрос! – легко, даже как-то весело отозвался мент. – Отделение сто восемнадцать. Можете заехать в любое время, когда вам удобно, оставить заявление.

Веселый вдруг придвинулся к рыжей, взял ее за руку и сказал менту:

- Мы обязательно заедем.

– Конечно! – улыбнулся тот и вдруг посмотрел на меня: – А вы? Будете свидетелем?

– Чего?

– Того, что этот гражданин, не имея прав на оказание врачебной помощи, без необходимости проводил искусственное дыхание человеку и при этом нанес телесные повреждения.

– Вы что? – закричала я. – Нет, конечно! Как это – без необходимости? Сердце остановилось, дыхания не было! Вы же видели! – кричала я всем этим…

- Знаете, Машенька, - отозвался тот, что пришел первым, - мы не медики. Может, человек, действительно, просто сознание потерял. От духоты. Он сам потом сказал – у него такое бывает. Могу подтвердить. Это ваш, извините, приятель заявил, что нужна реанимация.

Приятель…

- Я медик, - ответила я первому. – У мужчины была клиническая смерть.

- Можете подтвердить? Письменно? – прищурился мент.

Подтвердить. При этом, наверное, надо будет указать свои данные, место работы? А я официально не оформлена. Анатолий Михайлович всегда говорил: «Маша, не волнуйся, если проверка какая-нибудь, - у меня все схвачено!». И где он сейчас, Анатолий Михайлович? А вечером он улетает, на месяц – как минимум, и что я тут буду делать без него?

Как этот гад подчеркнул – «ваш приятель»! Если я за него буду свидетелем… Он же на самом деле – без документов, без регистрации… Я официально нигде не числюсь… А если на него что-то навесят? Навесят, однозначно! И меня как свидетеля привлекут? Как Сашка без меня? Нет, мне нельзя!.. Миша, скотина, Сашке даже поесть не принесет! Знаю я…

- Ну что? – мент все смотрел на меня. – Подтверждать будете?

- Сегодня я не могу. - Горло сдавило так, будто кто-то душит. – Я на работе, я же не могу тут все бросить. Но я потом тоже подъеду в отделение, – я оглянулась на рыжую, которая отвела глаза, – и все напишу, потом, да?

- Да, конечно, - ответил мент.

…Минуты тянулись медленно, как улитка, оставляющая липкий след. Рыжая и веселый, пошептавшись, ушли. Веселый кивнул мне на прощание. Мужчина тянул свою супругу домой: «Галюша, поедем!», но она упиралась: «Нет, надо дождаться врача!». По-моему, ей уже было плевать на врача, а хотелось посмотреть, как придет милиция. Остальные просто переминались с ноги на ногу, не решаясь сесть на свое прежнее место, на стулья под стенкой, потому что там сидел он.

Я долго не решалась посмотреть на него, а потом не выдержала и посмотрела. Он был очень спокойный. Сидел, откинувшись на спинку, и смотрел, но не на нас, а на картину, где полководец мыл руки.

Господи, как же я Сашке скажу, что он больше не придет?!

***

Приехал наряд, и милиционеры увели его. Мент ушел вместе с ними.

Не прошло и пяти минут, как все остальные тоже потянулись к выходу. Дамочка строгим тоном потребовала, чтобы Анатолий Михайлович непременно позвонил ей, когда снова начнет принимать.

Все ушли, а я села на стул, на котором он сидел перед тем, как его увели двое в форме. Хотелось закрыть глаза и ничего не видеть, и ни о чем не думать.

Как он говорил Сашке? – «Ты просто не думай об этом!».

Не думать об этом. Не видеть ничего этого.

И тут погас свет.

Помещение старое, проводка ни к черту…

В холле нет окон, и поэтому здесь, когда выключается свет, становится совсем темно. И тогда кажется, что время остановилось.

Июль 2017г

Телефоны автора в Одессе: +38-048-718-06-03, +38-048-786-91-69, +38-050-316-34-30

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

www.dramaturg.com.ua